С печальными мыслями он привычно брёл по лесной тропе, вполглаза ориентируясь на спину идущей впереди спутницы. Подана отлично различала прогалины в траве, сам бы он давно заблудился. Неожиданно женщина остановилась и Платон, машинально сделав шаг, ткнулся ей в спину.
– Ш-ш! – сказала она и подняла руку. – Слышишь шум?
Платон прислушался. Далеко впереди, кажется, ревела толпа. Человек сто собрались и спорят. О чём – непонятно, слов не разобрать. Но вроде, говорят по-русски, он даже, кажется, время от времени вычленял отдельные слова.
– Кто там?
– Если не ошибаюсь, то впереди Турово ущелье. Водопад слышишь?
– Так это водопад? А мне казалось, толпа спорит.
– С непривыку так всем кажется. Пойдём.
Ущелье возникло неожиданно и как-то незаметно. Платон обходил скалу, которая начиналась как заросший мхом и мелким кустарником валун. Потихоньку зелень исчезала, уступая место угловатым камням и мокрым крутым склонам. И вот уже воздух наполнился влагой, под заходящим солнцем засияла, переливаясь из цвета в цвет, радуга, а под голыми и мокрыми ногами зашлёпали мелкие лужицы. Скала кончилась, открыв настоящую оборудованную площадку для отдыха. Среди камней лежал расколотый надвое ствол огромного, метр в диаметре, дерева. Причём, не просто лежал. Из него была вырублена колода, которую явно использовали в качестве стола. Расколотая середина оказалась сглажена каким-то инструментом, вдоль половин ствола расставлены удобные камни вместо стульев.
Дальше, за столом, играла и пузырилась меж камней неширокая речка, а может, широкий ручей. Метров пять шириной, глубиной по колено, не больше. Ручей брал начало от красивого широкого водопада метров трёх высотой.
С минуту Платон, как завороженный, смотрел на открывшуюся красоту. Потом перевёл взгляд левее. Там из валунов и обломков скал торчало сухое дерево, снизу доверху увешенное завязанными на ветвях ленточками всех цветов. Выглядело это очень празднично и чем-то напоминало Новогоднюю ёлку. У корней дерева лежал плоский камень, на котором тут и там валялись цветные бусины, несколько монеток, издалека невозможно было разглядеть, каких. Кроме того, прямо в центре стояли два глиняных обожжённых горшка и на них краюха хлеба и кусок вяленого мяса.
Как Платон оказался у валуна, он и не заметил. В горшках, по крайней мере в одном, оказался квас. Никогда ещё Смирнов не пил ничего вкуснее. Хлеб уже зачерствел, но с квасом шёл изумительно, заставляя живот урчать от радости. Но самым вкусным из предложенного оказалось вяленое мясо. Кажется, говядина, хотя Платон не был абсолютно в этом уверен. Твёрдое, густо пропитанное специями так, что запах мяса перемешивался с запахом гвоздики, базилика и ещё чего-то. Молодой человек жадно рвал угощение зубами и глотал почти не жуя. Лишь когда кусок закончился, он удивился, что Подана не приняла участие в трапезе. Осталось полкраюхи хлеба и второй нетронутый кувшин. Платон повернулся и, дожёвывая,