Кроме взгляда с балкона, каждый день я только и видела, что наши комнатушки, куда я могла добраться своими кроличьими прыжками. Мои родные пытались брать меня с собой на прогулки, но это было невероятно сложно из-за того, что у нас не было лифта и им приходилось нести меня все пять этажей на руках. На улицах было столько выбоин, что даже здоровому человеку идти по ним было трудно. Единственное место, куда я могла ходить с помощью близких, был дом моего дяди, потому что он был совсем близко и там был лифт. Со временем из-за всех этих сложностей я все меньше хотела выходить на улицу. А когда я все-таки выходила, мне уже через пять минут хотелось обратно, так что, можно сказать, я сама была виновата в своем заточении.
Иногда я ловила на себе грустный взгляд Ябы. Он никогда не ругался на меня, даже когда я затопила ванную, пытаясь играть в водное поло. Он всегда баловал меня, доставал все, что мне хочется, – или сам ходил, или посылал моих братьев, – будь то жареный цыпленок из ресторана посередине ночи или торт с шоколадом и кокосом, который я так любила. Ради отца я старалась выглядеть счастливой. Он никогда не позволял мне делать что-то самой, и Насрин из-за этого злилась. Если мне хотелось пить, Яба настаивал, чтобы сестра принесла мне воды, даже если бутылка была всего лишь на другом конце стола от меня. Однажды я увидела, как Насрин плачет. «Яба, – сказала она, всхлипывая, – пока мы все здесь, но что будет делать Наджин, когда мы все умрем?»
Самое плохое в инвалидности – это то, что ты не можешь уйти куда-нибудь и поплакать в одиночестве. У тебя нет никакого личного пространства. Иногда, если ты просто в дурном настроении и тебе хочется поплакать и освободиться от всей этой негативной энергии, ты все равно ничего не можешь сделать, потому что не в состоянии встать. Мне всегда приходилось надеяться на людей вокруг себя. И я старалась избегать тех, кто обращал внимание на то, как я хожу. Когда в нашем доме появлялись незнакомцы, мама, чтобы сгладить неловкость, вспоминала историю моего рождения, а затем говорила о том, какая я умная. За ее словами стояло: «Ну да, она не может ходить, но хотя бы она психически здорова». В такие моменты я просто молчала или утыкалась в телевизор.
Телевизор стал моей школой и моим другом. Кроме телевизора, я проводила много времена со взрослыми, например с моими дядями, которые все жили неподалеку. Я никогда не играла с детскими игрушками. Иногда, когда приезжали родственники, они дарили мне кукол и мягкие игрушки, но я ставила их на полку, и на этом дело заканчивалось. Мустафа говорит, что я родилась с разумом взрослого человека. Когда