– Кота, кота он пошел искать! – всхлипнула Дарья.
– Да подожди ты! – остановил ее Пущин. – Может, и кота! С него станет! Да искать-то надо. Ты вот что, – обратился он к атаману, – подними казаков, обойди с ними по сараям, у дворов по Отболотной. В остроге его искать надо: в город-то он не полезет, если пошел за котом. А я к Бурнашке. С ним обойдем до Ввозной и у киргизской стороны.
– Все, все, Иван, бегу! – натягивая кафтан, засуетился Баженка, забегал по избе, стал отыскивать сапоги. – Катерина, оставь – я после доем!.. А вы, глядите, из дома – ни шагу! – погрозил он пальцем своим девкам и рассмеялся: «Кот на дворе! Уж, поди, завел, свои бредни!»…
По дворам засновали с факелами люди. В острожке стало тревожно, но и весело, шумно. Не часто терялся тут человек, в самом-то острожке, среди всего-то полусотни дворов.
Стрельцы и казаки пошли шуровать, заглядывать во все подряд сараи, амбары и подклети.
Федьку нашли быстро. Нашел его Ефремка, когда выскочил во двор, на всполох в острожке, и увидел Карьку за делом… Знал, жлоб, что не давал он ей никакой кости. И никто из домашних не давал, да еще с мясом. Гложет, стерва… Тут что-то не то. И дверь в амбар сбита со щеколды… Откуда-то приплелся, прихрамывая, как инвалид, домашний кот Стёпка, помятый, будто кто-то наступил на него. Ефремка заглянул в амбар, ахнул – и со двора, да в крик!..
Во двор сразу полезли казаки: топот, смех, брань, свист. Все свои, пешие и конные, где-то уже приложились к бражке, по веселью: знакомый дух… Ну, точно! Она, шептуха Фёкла, курила, вместе с травками…
Федьку достали из погреба: квёлого, помятого, как и кот Стёпка, положили посреди двора.
Дарья завыла над ним: «Что же ты, окаянный, делаешь-то со мной! Хы-хы-хы!»
Появилась здесь и бабка Фёкла и давай бить всех по ногам клюкой, расталкивать казачков, пролезла вперед.
Казаки в хохот: «Фёкла, тебе есть прибыток, дело!.. Зашептывай! Да не зашиби, по темноте, его еще раз-то! Ха-ха-ха!»
– У-у, пустельга, бесовщина!.. Хари-то, хари!.. У-у!..
Карька ощетинилась, взлаяла на нее: «Гав, гав!» – будто ворчала: «Фу-фу, нечистый принес!» Она забегала вокруг кости: уворовать хотят, отнять, свое, выслуженное… «Гав, гав!» Ощерилась, отбиваясь от пьяных казаков, поволокла кость за амбар.
– Тащи, хорони!..
На дворе крики, гогот. Кто-то уже заглядывает в Ефремкины амбары.
Ефремка заволновался: «Эй, вашу…! Казаки, куда, куда! Не лезь туда! Нет дела там! Взял своего и вали со двора!»
– Все, все, Даша, ничего!.. Оклемается! – засуетился Пущин около Федьки и жены.
Казаки, горланя, повалили со двора. И по острожку, среди ночи, ударились в гулянку, совсем как на Святки.
Это падение не прошло бесследно для Федьки. И все началось у него сразу же…
Стояла ночь, но на дворе было светло. В прорубленное под потолком оконце в избу Пущиных заглянула большая полная луна и прозрачным столбом уперлась косо