– Ну-ка, хватай его! – скомандовал Данох. – Сейчас он как миленький пойдет с тобой. – И слегка отпрянул, когда пес вдруг очутился вне клетки и, казалось, в один миг стряхнул с себя и усталость, и тихую покорность, глядя по сторонам с новой нервозностью, принюхиваясь и будто вслушиваясь в далекие звуки. – Ну вот, уже и поладили, – попытался Данох убедить себя. – Только будь осторожен с ним в городе. Я ведь обещал твоему отцу…
Слова замерли у него на языке, ибо пес уже преобразился. Его морда заострилась, и во всем облике проступило что-то почти волчье.
– Слышь, – слегка раскаиваясь, пробормотал Данох, – это ничего, что я тебя так вот посылаю, а?
Асаф не ответил, только изумленно смотрел на перемены, творившиеся со зверем.
Данох опять хлопнул его по плечу:
– Ты парень крепкий, глянь – повыше меня будешь, да и отца своего. Ты ведь с ним справишься, верно?
Асаф хотел спросить, что ему следует делать, если пес не приведет его к хозяевам, и до каких пор он должен так за ним ходить (в ящике стола его ждал обед – три бутерброда), и что, если пес, например, не поладил с хозяевами и вовсе не намерен возвращаться домой…
Но все эти вопросы не были заданы ни в тот момент, ни в какой иной. Асаф больше не видел Даноха – ни в тот день, ни в последующие дни. Иногда так легко определить точный миг, когда что-то – например, жизнь Асафа – начинает бесповоротно и до неузнаваемости меняться.
Едва рука Асафа сжала поводок, пес изо всех сил рванулся с места и потащил его за собой. Данох испуганно взмахнул рукой, успел сделать пару шагов за ними, даже кинулся было вслед – всё бесполезно. Асафа уже проволокло на дикой скорости через двор мэрии, стащило по ступенькам и выдернуло на улицу. Потом его ударило о припаркованную машину, о мусорный бак, швырнуло на прохожего, на одного, другого.
Он бежал…
Большой мохнатый хвост мельтешит перед глазами, сметая в стороны людей и машины, а следом несется Асаф, загипнотизированный этим хвостом. Иногда пес останавливается на мгновение, поднимает голову и принюхивается, а потом сворачивает в боковую улицу и опять мчится во весь дух – кажется, что он точно знает, куда стремится, так что гонка, возможно, скоро закончится, пес найдет свой дом, Асаф передаст его хозяевам, и дело с концом. На бегу Асаф размышляет, как же ему быть, если хозяин пса не пожелает платить штраф. Тогда он заявит этому наглецу: «Сударь, моя должность не позволяет мне в данном случае никакой снисходительности. Или платите, или вас ждет суд!» А тот кинется спорить, и Асаф пустит в ход убийственные аргументы… Асаф бежит и бормочет эти убийственные аргументы, прекрасно понимая, что ничего такого ему не удастся – в спорах он никогда не был силен, всегда предпочитал соглашаться и не устраивать себе лишних проблем. Именно поэтому-то он вечер за вечером соглашался с Рои по поводу Дафи Каплан, лишь бы избежать объяснений. Асаф представляет Дафи – вот она стоит перед ним, высокая и тоненькая, – ненавидя себя