Загадка «снежного человека». Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах. Борис Поршнев

зафиксированных в разное историческое время и остававшихся забытыми; сообщенных, с одной стороны, представителями местного населения, с другой – лицами приезжими, не принадлежащими к местному населению и не успевшими получить сведении от населения. Такие совпадения нельзя истолковать иначе, как доказательство того, что за этими сведениями лежит наблюдение объективно существующего явления природы. О том же говорит и соответствие подавляющей части этой устной информации имеющимся налицо, хотя бы и немногочисленным, вещественным данным (следы, кисть руки, волосы и др.), как и наличие в устной информации многих морфологических и экологических деталей, совершенно несущественных в глазах информаторов, но приобретающих явный биологический смысл при обобщении разнообразной информации зоологом. Важно также, что собранные устные сведения о наблюдениях «снежного человека», при всем своем многообразии, как правило, не опровергают друг друга, расхождение же отдельных деталей вполне укладывается в рамки биологических представлений о внутривидовых вариациях. При этом получаемое в конце концов исследователем представление о морфологии и биологии «снежного человека», как увидим, вполне рационально в глазах натуралиста.

      Такова научная основа сильно возросшей уверенности в реальности «снежного человека».

      Любое из сообщений, приведенных в «Информационных материалах», рассматриваемое по отдельности, может быть взято под сомнение скептиками, но, кажется, никто из прочитавших четыре выпуска подряд не смог предложить другого удовлетворительного объяснения единства и непротиворечивости этого материала, взятого в совокупности. Таким образом, после пятилетнего периода ориентировки в смутной массе разнообразных сведений мы все более уверенно видим лежащий под ними твердый гранит факта.

      Если биологическое истолкование проблемы «снежного человека» делает новые и новые успехи, то тем яснее видно фиаско попыток мифологического ее истолкования. Мысль о том, что все сообщения о «снежном человеке», «диком человеке» и т. п. относятся исключительно к области народной фантазии, противоречит прежде всего науке о мифологии и фольклоре. Надо очень плохо знать современное состояние этнографии и мифологии, чтобы думать, будто вопрос о народных поверьях – невспаханная полоса в науке. В наше время, во второй половине XX в., произвести крупное открытие в области народных поверий не менее трудно, чем в любой другой отрасли науки. Еще труднее – опрокинуть ее коренные общие положения, ее представления о культурно-этнических связях, о закономерностях распространения легендарных сюжетов и образов. Между тем тезис о том, что «снежный человек» представляет собою единый цикл легенд, распространенный среди множества народов Азии, принадлежащих к разным культурно-историческим, языковым, религиозным группам, цикл легенд, каким-то образом оставшийся «незамеченным» фольклористами, – этот тезис поистине означает переворот в