Хелен обратила внимание на поджатый рот Леоноры – он означал прямой отказ – и удержалась от третьей попытки. Она решила дождаться, пока Мэрфитт покинет комнату.
– Мне ничего не понравилось, – ответила девушка. – Наряды в этом сезоне уж больно вычурные. – Она сморщилась и только потом вспомнила о своем обещании больше никогда так не делать.
Хелен всегда знала, что нос – не самая красивая ее черта. Слишком длинный, слишком узкий. Позже пришло болезненное осознание того, что все в ней длиннее и у же, чем следует. Мало того что Хелен обладала ростом выше среднего, она еще и была худа, как пугало, – так говорил ее старший брат, Эндрю. Хоть подруги и убеждали девушку в том, что она божественно стройна, зеркало у нее было, и Хелен понимала, что она – Длинная Мег[6] по сравнению с другими, да и сморщенный нос не добавляет ей очарования.
Тетушка Леонора сняла вторую перчатку:
– Дай тебе волю, и ты нарядишься, как квакер[7].
Хелен показала ей разворот с возмутившей ее иллюстрацией:
– Сами посмотрите, на одном лифе уже двадцать пять расшитых галунами застежек! Я не хочу спугнуть лошадь своим платьем. Разве я многого прошу?
Тетушка издала громкий, присущий только ей смешок, за который друзья прозвали ее леди Смех, а враги – леди Иа, считая, что он напоминает крик осла.
– В другом сезоне, моя дорогая. В этом один военный вздор.
– Бонапарт за многое должен перед нами ответить. Сначала Европа, теперь наша мода. – Хелен закрыла журнал и положила его обратно к себе на колени.
– Тебе и правда достался угрюмый юмор матери. – Тетушка Леонора приподняла подбородок, чтобы Мэрфитт расстегнула пуговицы на ротонде. – Царствие ей небесное.
Хелен опустила взгляд, изображая повышенный интерес к обложке журнала. Она считала, что на редкие замечания о матери лучше не отвечать, особенно если они касаются их общих черт. Девушка знала, что это не комплименты.
– Обещай, что в «Олмаке»[8] ты воздержишься от столь недостойных острот.
– Никаких острот, – покорно согласилась Хелен, но все-таки не удержалась и добавила: – Может, мне следует молчать до самой свадьбы?
Тетушка мягко хмыкнула:
– Это бы точно пошло на пользу моим нервам. – Она вытянула вперед руки, и горничная ловко высвободила ее из алой накидки. – Нет, моя дорогая, пожалуйста, не молчи. Это ничем не лучше дурного разговора. Обещай, что заготовишь вежливую речь для своих партнеров по танцу. И постарайся не углубляться в политику в своих колкостях. Девушке твоего возраста не полагается быть настолько осведомленной. – Тетушка опустилась на диван рядом с Хелен.
– Это все, миледи? – спросила Мэрфитт.
– Да, благодарю.
Мэрфитт сделала реверанс и закрыла за собой двери, удалившись из комнаты. Лицо тетушки Леоноры тут же обвисло, и она