И вышло ужасно неловко.
Человеку, который не заметил смерти Сталина, было пять с половиной лет, но это его мало извиняет. Дети жили, ходили, пели и знали, что делается в стране. Более того, у этого мальчика папа работал в Кремле помощником Молотова и официальным переводчиком Сталина на французский язык. Или я уж совсем беспамятный, но, сколько я ни напрягаю свою память, я не помню траурного дня. Как же так?
Я годами задавал родителям этот вопрос. Сначала я выяснил, что моя мама в тот день плакала вместе с ее подругами. Они все работали в МИД СССР и плакали по двум причинам. Во-первых, они любили Сталина. Во-вторых, они боялись, что без Сталина страна рухнет. Позже мама признавалась.
МАМА. Я жалею, что плакала, поскольку Сталин был чудовищем.
Что касается второго пункта, то подруги исторически правы. Сталин умер – СССР стал разлагаться буквально на следующий день, сосед Фадеев вскоре застрелился. И, как ни бальзамировали страну, она продолжала разлагаться и наконец распалась на зловонные куски.
Ну, а папа? Плакал ли папа?
ПАПА. Я слишком был занят в тот день, чтобы плакать.
Ни фига себе! Когда папа не хотел о чем-либо говорить, он отвечал не уклончиво, а коротко и ясно. Ну, конечно, ему надо было заказывать гроб, венки, катафалк, скупать охапки цветов по всему Советскому Союзу, так что умершему параллельно со Сталиным композитору Прокофьеву нечего было положить на могилу. Наконец, он хлопотал с товарищами о месте на кладбище, в последующие дни организовывал похоронную давку на Трубной, эвакуировал не дошедших до панихиды мертвецов. И только недавно отец признался.
ОТЕЦ. Я в тот день вздохнул с облегчением.
Но есть ли в этом признании правда или просто-напросто время, как дикое животное, ушло на другое пастбище?
Из статьи Даниэля Верне. «Монд», 25 ЯНВАРЯ 1979 ГОДА:
DES ÉCRIVAINS SOVIÉTIQUES NON-DISSI DENTS REFUSENT LA CENSURE ET ÉDITENT UNE REVUE DACTYLOGRAPHIÉE[1]
Moscou. – Un café dans une petite rue de Moscou. Un group d’écrivains а retenu la salle, mardi 23 janvier, pour présenter ai quelques amis soviétiques, écrivains et artistes, une nouvelle publication. La jour prévu, pourtant, le café est fermé. La veille, des médecins ont décidé que le lendemain serait «jour sanitaire», que le café avait absolument besoin d’ tre désinfecté de tout urgence.
Cinq écrivains: Vassili Axionov (dont les oeuvres sont connues en France, telles que Billets pour les étoiles ou Notre ferraille en or); Andrei Bitov, Viktor Erofeiev (critique et homonyme de l’auteur de Moscou sur vodka); Fasyl Iskander (écrivain installé en Abhazie) et Eugeine Popov (jeune poeite sibirien) ont publié une revue en dehors des circuits officiels, en refusant de se soumettre ai une quelconque censure. ‹…›
Ce recueil, qualifié d’almanach par ses auteurs, selon la tradition russe du dix-neuvieime sieicle, se présent sous la forme d’un grand cahier de format quatre fois 21–29. Avec plus de cent vingts pages, il représent l’équivalent d’un livre de sept cent pages. Vingt-trois auteures soviéti ques y sont publiés. ‹…›
L’almanach s’intitule Métropole, aux trois sens du terme: métropole comme capitale, comme métropolitain (underground), et comme céleibre htel de Moscou, car les auteurs «cherchent un toit». ‹…›
Мой отец был одним из самых блестящих советских дипломатов своего времени. Он отличался быстрым, оперативным умом, невероятной работоспособностью, оптимизмом, обаянием, несмазливой красотой, скромностью. Он любил шутить. Его шутки были похожи на игру солнца в зелени деревьев, они сохранились во мне не словами, а настроением, в них был особенный, теплый микроклимат, который и стал микроклиматом моего детства. Мне иногда кажется, что моя тяга к югу, которую я нахожу в родственном