Очень трудно привести даже несколько более-менее приличных цитат из этой книги, чтобы можно было представить себе уровень литературного таланта Баркова. Может быть, это даже не столько литература, сколько литературное баловство, игра ума, не сдерживаемая никакими условностями. И все ее очарование – в веселом, пенящемся потоке, легко и непринужденно соединяющем в себе чистейшие формы поэзии с пошлейшим содержанием.
Это, кстати, один из приемов остроумия, который называется смешение разных стилей. Может быть, Барков – все-таки не столько поэт, сколько блестящий, хоть и бесконечно циничный, острослов? Судите сами (рискнем привести в замноготоченном варианте несколько строф из его творений). Одно из самых цензурных его четверостиший звучит так:
Муж спрашивал жены, какое делать дело:
«Нам ужинать сперва иль еться зачинать?»
Жена ему на то: «Ты сам изволь избрать.
Но суп еще кипит, жаркое не поспело».
Или вот вам еще «стишок»:
Стая воробышков к югу промчалась, —
Знать, надоело г…но им клевать…
Там на осине ворона уср…ась…
Ну и природа… твою мать!
Скажете, фи, какая пошлость? Наверное, вы правы. Но признайтесь, разве вы сейчас не улыбнулись? Или мне это только показалось?..
Отыскать в стихах Баркова хотя бы четыре «нормальные» строчки – не так-то просто. Например, три первых строки оды «Утренней заре» звучат вполне благопристойно:
Уже зари багряной путь
открылся дремлющим денницам.
Зефир прохладный зачал дуть…
А дальше – как и ожидалось:
…под юбки бабам и девицам…
Далее – казалось бы, опять все правильно:
…О утро, преблаженный час!
Дражайше нам златого века.
В тебе натуры сладкий глас
зовет к работе человека.
Однако автор тут же дает понять, что под словом «работа» он подразумевает… В общем, что именно он под ним подразумевает, догадаться не сложно.
О Баркове ходило множество самых фантастических легенд. Одна из них рассказывает о том, как Екатерина II, познакомившись с неприличными о ней стихами, призвала привести их автора к себе, непременно в кандалах, и повелела – иным в назидание – предать мучительной казни. Злодея доставили, доложили: государственный преступник – здесь! Час был ранний, Екатерина II еще нежилась в постели. Тем не менее повелела: «А подать-ка его сюда, хочу видеть нарушителя приличий». Повеление исполнили, ввели Баркова в спальню царицы, откуда он вышел через три дня, держась за стену,