Конечно, не всякий шум – музыка, и не все, что в рифму, – стихи. Тэффи любила рассказывать о том, как однажды прочла в альбоме своей знакомой стихи-признание от влюбленного в нее молодого прапорщика:
Твои глаза порой похожи
На снившийся во сне топаз.
Ни на одной знакомой роже
Я не видал подобных глаз.
Сегодняшние графоманы и горе-рифмоплеты выдают перлы не хуже. Ну, например, такое четверостишие:
Встаю я утром рано
И отправляюсь в путь;
Течет вода из крана,
Забытая заткнуть.
Ну это так, будничное. А вот вам кусочек из любовной драмы:
В чаду любви, настырной и упорной,
Впадая в пламенеющий экстаз,
В отчаянье я заперся в уборной
И бился головой об унитаз.
Как говорится, Шекспир отдыхает. Думаете, это строки из самодеятельных поэтов? Тогда вот вам стихи профессионального советского поэта:
К вам мое слово, девушки, —
Зои, Тамары, Нонны, —
Девушки-зоотехники,
Девушки-агрономы…
Так же ль весной и летом
Ходите вы по росам,
Так ли все занимаетесь
Прополкой и опоросом?
Или – в районной газете – подпись штатного поэта под портретом свинарки-передовицы:
Если бы каждый равнялся по ней,
Было бы больше в районе свиней!
М-да… Это было бы печально, если б не было смешно. Впрочем, слава богу, что не каждый «поэт» может публиковать свои опусы. Было бы слишком жаль и бумаги, и денег, и времени, потраченных зря.
Легко писать, не имея таланта. Известный римский политик и оратор Цицерон однажды, слушая болтовню поэтов, вдруг сказал: «Нынче меня донимала бессонница… и я сочинил за ночь десятков пять отличных стихов». Поэты, смутившись, тотчас же умолкли. Присутствовавший рядом Катулл сказал Цицерону: «Думаю, что скромность, Цицерон, никогда не будет твоим главным недостатком»…
И Цицерон, и Катулл вряд ли могли даже предположить, что двадцать веков спустя появится поэт, для которого фантастическая сумма «за ночь десятков пять» не будет большим преувеличением. У этого замечательного поэта и незаурядного человека и имя было необычным – Константин Бальмонт (с ударением на второй слог).
Перу Константина Дмитриевича Бальмонта, самого яркого русского поэта Серебряного века, принадлежит невероятное количество литературных произведений. По предварительным данным, Бальмонт оставил после себя одних только переводов около сорока объемных томов, тридцать пять томов стихов, двадцать книг художественной прозы, десятки томов со статьями об искусстве, этнографии, истории. Еще добрый десяток томов составляет его эпистолярное наследие. И еще пару томов – записные книжки. Поэт Михаил Цетлин писал вскоре после смерти Бальмонта, что сделанного им достало бы не на одну человеческую жизнь,