Вторая волна дезертирства, слабее первой, началась с развитием наступления Деникина, ее пик пришелся на октябрь – ноябрь 1919-го. С 20 сентября по 1 октября из эшелонов дезертировало 14,7 %, с 1 по 10 октября – 17,8 %. С фронта с 1 по 15 октября бежало всего 2048 человек, из запасных частей – 13 480. Многие отлучались за теплой одеждой и возвращались. За октябрь добровольно явилось 89 759 человек. К концу ноября вторая волна дезертирства также оказалась ликвидирована.
Украинская ЦКД за август – декабрь 1920 г. изъяла около полумиллиона дезертиров, что подрезало корни повстанчеству196.
Волновой характер имело дезертирство и по регионам. По сообщению предгубчека Казанской губернии Карлсона 23 мая: в уездах масса дезертиров, часть вооружена винтовками. Вооруженные банды устраивали грабежи, отбирали лошадей и уводили людей неизвестно куда197. Это уже после жестокого подавления Чапанной войны, когда, казалось бы, все дезертиры, участвовавшие и неучаствовавшие в восстании, были «выкачаны».
По информации бюллетеня ПУ РККА от 15 августа, в 3-м Московском караульном батальоне 37 дезертиров, преимущественно тамбовцев198. То есть дезертирство носит земляческий характер. В Сольвычегодском уезде Северо-Двинской губернии в конце июня – начале июля «наблюдаются кратковременные самовольные отлучки»; приняты меры, посланы агитаторы199. Здесь явно свои проблемы решали местные призванные.
В конце 1918 – начале 1919 г. 917 250 человек уклонились от призыва, а в середине 1919 г. чуть ли не все они явились. Объяснение из практики автора: целые волости ничего не знали о мобилизациях. Освобожденные от белых местности автоматически принимали на себя все ранее объявленные мобилизации, так что «уклонившиеся» даже не знали, что они уклонились200. До середины 1919 г. было плохо поставлено оповещение крестьян о призывах. Нетвердость нарядов, отсутствие учета военнообязанных заставляли идти по линии наименьшего сопротивления, то есть взять не всех подлежащих, а скорее и больше и кого получится. Из тыловых частей бежали еще из-за голода, помогали и «спутанность» властей и безнаказанность уклонения201. Уклонение от призыва составляло 75 %, побеги до прибытия в части – 18–20 %, с фронта – всего 5–7 %202. Последнее понятно: на фронте, при скверном снабжении и сравнительно малоинтенсивных боевых действиях, полк становился гарантией выживания, корпорацией, которая не только воевала, но и могла возвысить голос перед своим начальством, применить «право винтовки» в отношении населения и т. п.
После декрета 3 июня последовал перелом в настроении. Все силы были брошены для пропаганды. Укреплялась связь с деревней: в ней заводится агентура, вешаются жалобные ящики. То есть комиссии выступают как радетели за население. Иногда дезертиры и даже бандиты, не начавшие еще враждебных действий,