Лоннэйский тракт был проложен сотни, если не тысячи лет назад, и проложен с большим умом. Он умело лавировал так, чтобы проходить через все более или менее крупные оазисы пустыни, в которых можно найти укрытие от изнуряющей жары. Надо сказать, что благодаря близости гор, некоторые из которых, наиболее высокие, имели даже небольшие снежные шапки, и которые были богаты ручьями, а также благодаря тому, что под слоем песка в пустыне Туум была мощная плита из песчаника, в которой пробивали себе русла подземные реки, оазисов было довольно много. Вполне достаточно, чтобы расстояния между ними обычно не превышали дневного перехода. Лишь одно место, называемое Дорогой костей, являлось длинным перегоном, когда путешественники были вынуждены три дня провести в пустыне.
Несмотря на громкое название, Лоннэйский торговый тракт мало чем походил на любую из дорог, по которой приятелям приходилось путешествовать прежде. Ветер и песок превращали в тщету любую попытку сделать здесь хотя бы подобие привычной дороги. Так что Лоннэйский тракт являл собой цепочку ориентиров, читать которые могли лишь баинины, которым эта информация, вероятно, передавалась ещё с молоком матери. Поэтому когда Бин раздумывал – стоит ли нанять проводника, это было лишь следствием его неопытности. Вероятно, он представлял себе что-то вроде мощёной дороги, ведущей сквозь пустыню.
Само путешествие через пустыню запомнилось Бину как одна сплошная череда мучений. Жара съедала, жара просто убивала его и его спутников каждый день. Бину казалось, что он несёт на своих плечах весь этот огромный мир, раскалённый добела. И это при том, что они отправлялись в путь лишь незадолго до захода солнца, чтобы идти примерно до полуночи. Затем делался привал часа на четыре-пять, во время которого нужно было немного подкрепиться невкусной едой, едва проталкиваемой в сухое шершавое горло, а затем дрожать, сбившись в плотную кучу, поскольку ночью температура в пустыне падала настолько, что изо рта вырывался пар. При большом везении можно было вздремнуть хотя бы пару часов.
Обычно в эти часы Башани заставлял верблюдов ложиться на песок, а путешественники, накинув на себя что-то вроде шерстяных попон, прижимались к тёплым бокам животных, сохраняя тепло. В такие моменты Бин, стуча зубами, с тоской ожидал восхода солнца, которое позволило бы ему согреться.
Но за пару часов до рассвета Башани поднимал небольшой караван. Это было самое холодное время ночи, когда стужа, казалось, грызла людей сотнями острых зубов. Баинин же, одинаково невосприимчивый как жаре, так и к холоду, невозмутимо вёл своего верблюда вперёд, ориентируясь по одному ему заметным знакам.
И вот солнце появлялось из-за барханов, озаряя пустыню нежным розовым светом. В такие минуты Туум казалась какой-то волшебной страной, о которой рассказывали саррассанские сказки – страной, где золотой песок и самоцветы просто лежат под ногами.
Этот короткий миг Бин любил больше всего. Появившееся солнце довольно