Шурасик остался в классе один. Плеснула вода. Из ванны высунулась третья из семи голов гидры. Маленькие колкие глазки изучающе остановились на несчастном стороже.
– Кыш!.. Брысь! Марш! Фу, тебе говорят! – нерешительно крикнул Шурасик.
Он взял швабру и принялся запихивать гидру назад в ванну. Третья голова исчезла, но почти сразу появились еще четыре. Хрустнуло дерево. Швабра переломилась и исчезла в пасти одной из голов. Шурасик даже не успел заметить, какой именно.
Выронив оставшийся обломок, он схватился за живот.
– У-у-у, нет! Я не согласен! Медвежьей болезнью страдают только медведи и гидры! – протестующе крикнул он.
Во двор они высыпали как раз вовремя. Первая избушка уже маршировала по подъемному мосту. Сторожевой циклоп Пельменник отдавал ей честь, приложив к оттопыренному уху здоровенную пятерню.
Избушка двигалась быстрым маршевым шагом, далеко выбрасывая пупырчатые куриные ноги. Из ее окошка выглядывала замшелая карга с единственным зубом во рту и кустистыми бровями. Соломенная крыша избушки, похожая на копну пшеничных волос, подпрыгивала. Из трубы вырвались искры.
Поклеп Поклепыч поморщился и попытался отправить джинна Абдуллу за справочником противопожарных инструкций.
– Сам иди, ничтожнейший! Не грузи белоснежного осла моего терпения гранитными глыбами своей мнительности! – загрохотал сварливый джинн.
Он сердился на завуча за то, что тот не позволил ему торжественно прочитать перед гостями «Поэму тысячи проклятий». Услышав, что терпением джинну служит белоснежный осел, Поклеп так озадачился, что спасовал и незаметно отошел в сторонку.
Вслед за первой избушкой по подъемному мосту уже грохотали ее товарки. Пельменник так и застыл, выпятив грудь, вытаращив глаз, с рукой, точно прилипшей к уху. Самоварное блаженство не исчезло с его лица даже тогда, когда одна из избушек, потесненная соседкой, неосторожно столкнула его в ров.
– Не пойму, откуда у природный грек такой фельдфебельский рвений! Россия всех брить под один расческа! – неодобрительно пробормотал профессор Клопп.
Всего в предполагаемых гонках должны были участвовать семь русских избушек, две украинские хаты, три северных чума на оленьих копытах и гвоздь программы – многоэтажка на бройлерных окорочках. Последняя была так огромна, что для нее особым заклинанием пришлось расширять ворота. Когда же наконец с невероятными усилиями она протиснулась во внутренний двор Тибидохса, снаружи стало казаться, что у школы трудновоспитуемых волшебников появилась дополнительная башня.
– Может, уговорим ее остаться? – спросил академик Сарданапал.
– Ни в коем случае! Я о ней слышала! У нее такой характер, что она всех тут запинает. Именно поэтому она всю жизнь проводит на заграничных гастролях… Эй, Тарарах! Отведи детей в сторону! Не подходите близко! – забеспокоилась Медузия.
Ученики неохотно отодвинулись.