Правда, были в космополисе не только сказочные дворцы, но и трущобы нищеты, и бараки рабов, да и дворцов на душу населения было не так много, – но приезжим варварам трущобы и бараки не показывали. Их привезли в столицу по Великому Каналу Эридан, что соединяет Темисию со Средиземным морем, которое по давней римской привычке здесь называют Внутренним, – а на берегах канала Эридан стояли лишь прекрасные дворцы и виллы, да цвели ухоженные сады. Богатство и величие било тут через край, и северные варвары, конечно же, были потрясены им – все, включая и Круна, и Варга. Но выводы сделали разные; герцог укрепился в своём убеждении, а его сын – в своём.
– Ты этого не сделаешь, отец! Неужели проклятые амореи сломили тебя?
Голос Варга дрожал от обиды и волнения. Молодой принц старался говорить шёпотом, чуть наклонившись к уху отца, – однако эти слова, как показалось ему, прозвучали слишком громко, словно крик, крик боли и отчаяния.
В то же мгновение Варг ощутил на себе пристальный взгляд. Вскинув голову, он увидел, чей взгляд впился в него: княгиня София Юстина, дочь князя и сенатора Тита Юстина, первого министра Аморийской империи, смотрела на нарбоннского наследника; при этом белое лицо её, как обычно, было холодно и непроницаемо. А в огромных чёрных глазах, впившихся в него изучающим взглядом, Варг усмотрел выражение торжества, самоуверенности и насмешки.
Чувствуя, как загорается в глубинах души свирепая и первобытная ярость, та самая ярость воина, выше всех благ земных ценимая Донаром, – Варг поспешно отвёл глаза. Он был хорошим сыном своего отца, он понимал, когда, где и какой схватке время и место. «Она ликует, – подумалось ему, – ей кажется, она нас победила!».
Варгу даже не пришло в голову, что София Юстина ликует потому, что у неё день сегодня рождения: ей исполнилось двадцать семь лет.
Он знал, что у амореев не бывает никаких человеческих причин для ликования – по-настоящему они радуются лишь тогда, когда видят унижения своих врагов.
Как в эти мгновения.
Варг точно знал: отец услышал его последние слова. И прежняя вера в великого Круна всколыхнулась в его смятенной душе, прежняя любовь сына к отцу вытеснила страх и ярость, а в синих глазах отразилась спокойная уверенность. Он поймал внимательный взгляд княгини Софии и отослал ей насмешливое выражение.
Ну, конечно! Как мог он, сын, усомниться в своем отце? Не для того Крун Свирепый явился в Миклагард, чтобы, словно презренный раб, ползать у трона императора. Нет, не для того! Крун явился, чтобы здесь, в громадном чертоге, который здешние хозяева