Когда босоногий, в короткой одежде,
Гонял с пацанами я мяч на траве.
Сменялись пейзажи, а с ними и память,
Мне будто листает семейный альбом.
Тех лет не вернуть и уже не исправить…
К стеклу я прижался, взволнованный, лбом.
Автобус трясло на российских ухабах,
Злой дождь чуть прибил придорожную пыль.
Я чувствовал явно её терпкий запах,
А ветер трепал пересохший ковыль.
Волнение давит в груди жарким комом.
Я взглядом вбираю родные места,
Шагнув в мир, где всё мне до боли знакомо,
Где воздух прозрачен, вода так чиста.
Тропинку размыло. Скользят в глине ноги.
Глазами ищу свой я старенький дом.
Ботинки в грязи безнадёжно промокли.
С пруда тянет илом и банным дымком.
Вот вижу калитку, просевшую в землю,
И милый мой дом, что заброшен стоит.
Закончился дождик. Деревне я внемлю:
Своей тишиной обо всём говорит.
Печалью подёрнуты окна немые,
Порожек надломлен – и в этом судьба.
С тобой мы, бедняга, навеки родные,
Узнали, что жизнь – означает борьба.
Хочу вновь увидеть я свет в твоих окнах,
Чтоб ждали меня, глядя пристально вдаль,
Молились на лики на тёмных иконах,
Прося о здоровье, закутавшись в шаль.
Пошарив рукой на крыльце за карнизом,
Я вытащил ключ, что давно меня ждал.
Не смог скрыть улыбки над этим сюрпризом —
«Тайник» этот вечно меня удивлял.
Со скрипом и вздохом дверь в сени впустила.
И запах из детства окутал меня.
Здесь чувствовал тайну: пары керосина
И что-то ещё… Что забыл уже я.
Нашёл в темноте старых дров поленницу,
И печь растопил, согреваясь огнём.
Сидел и смотрел я на всполохи-птицу,
Что пела, танцуя, и била крылом.
Родной, старый дом! В твоё лоно вернулся,
Чтоб душу больную поправить свою.
Я, словно в беспамятстве жил, но проснулся,
Умывшись дождём в твоём дивном краю!
Фальшь
Как много в нашей жизни фальши,
Что травит души на корню!
Хоть раз вкусив её однажды,
Ты попадаешь в западню.
Она с улыбкой, подлой, лживой,
Клянётся в искренности чувств,
Стремится выглядеть стыдливой,
Роняя патоку из уст.
Но то, лишь пошленькая маска,
Что есть в запасе у льстеца.
Его слова звучат, как сказка,
Для лопоухого глупца.
А маски множатся безмерно,
На каждый случай есть своя.
И мир съедает эта скверна,
Поток бездушного вранья.
Забыта искренность простая,
Сдана в утиль, как старый хлам.
Никто не хочет, жизнь ломая,
Уподобляться «дуракам».
И сам я тоже этим грешен,
Но каждый