– В лекарстве, наверняка, есть какие-то стимулирующие средства. Третий час ночи на дворе, а Моцарт словно и не нуждается во сне…
Работник Новосибирской филармонии, как представился Саша будущему агенту, приехал в «Центральную» за полночь, следуя звонку, разбудившему его предполагаемого начальника, директора филармонии. Звонок действительно состоялся. Остальное, как выражался Саша, было делом техники:
– В Москве я тоже изображаю человека, имеющего отношение к искусству… – он появился в «Центральной» с аккуратными визитками на двух языках, – только в столице я работаю на киностудии… – в Сибири Саша стал сотрудником иностранного отдела филармонии:
– Я импресарио, если говорить вашим языком, – обаятельно улыбнулся он, протягивая руку Моцарту, – я связываюсь с зарубежными артистами, организовываю их гастроли… – Саша любезно добавил:
– Я владею языками. Я приложу все усилия, чтобы помочь вам, маэстро… – он оглядел массивный диван, заваленный нотами, засыпанный сигаретным пеплом:
– Той неделей на нем валялась Куколка, – незаметно усмехнулся Саша, – но птичка упорхнула из клетки, куда ее хотел посадить маэстро… – Саша слышал о прозвище, полученном Куколкой в Академгородке:
– Амурский соловей выбрал свободу, она не поет в неволе… – занимаясь анализом записей болтовни Моцарта в постели, Саша закатывал глаза:
– Он ведет себя, словно избалованный барчук с крепостной крестьянкой. Правильно сказал товарищ Котов, Моцарт отчаянно хочет забыть, как он подбирал окурки и шарил по карманам зевак… – музыкант встретил его в потрепанных джинсах и дорогом, но помятом кашемировом свитере. Отправляя Сашу в «Центральную», Падре заметил:
– Даже если ваше лицо известно в Лондоне… – руководитель со значением помолчал, – то вряд ли Моцарту показывали рисунок или фотографии… – Саша не представлял себе, где бы британцы могли сделать его снимки:
– Если только в Мюнхене, во время операции с Бандерой, и то это были не снимки, а рисунок. У американца не имелось камеры, но если он работает в ЦРУ, то у него должна быть хорошая память… – они не знали имени человека, чуть не сорвавшего мюнхенскую операцию, но его описание ушло американским резидентам. По правилам, Саше полагалось сообщать начальству о всех людях, могущих его узнать:
– Леннона я тоже упомянул в отчете, – он вспомнил визит в Гамбург, – но здесь опасности нет. Парень спивается, играя в дешевых клубах. Мы с ним нигде не столкнемся… – обсуждая предстоящую вербовку Моцарта, они сошлись во мнении, что британская разведка не поделилась бы с человеком искусства деликатными, как выразился Падре, сведениями:
– Они непредсказуемые люди, – заметил глава операции, – им нельзя доверять. Тем более, Моцарт не летал в Лондон, а Викинг летал… – Саша не собирался показываться на глаза доктору Эйриксену:
– Моцарт о моем