Проснулся он рано. Узбечки уже не было. Внизу, заставив узкое купе корзинами, сидели две немолодые женщины. Они старательно завтракали, вяло переругиваясь с солдатами, которые с похмельными лицами тоскливо шатались по вагону. До Москвы было еще далеко, но народ уже собирался. Сашка спустился вниз, свернул матрац, прошел, осторожно ступая между корзин, к окну, сел и устремил взгляд на появляющиеся из-за придорожных кустов белые поля, покрытые грязными пятнами ранней весны.
Он был растерян. Сквозь горе отчетливо проступало одиночество. Кроме тетки, у него не осталось никого. Сашка чувствовал, что потеря отца, разбившегося на стареньком «жигуленке» шесть лет назад, по-настоящему отозвалась в нем только теперь. В тот год обнаружилось, что мать – слабое и несчастное существо, и Сашке пришлось срочно повзрослеть. Он постарался заполнить собой пустоту, образовавшуюся в их жизни. И последнее время, вплоть до ухода прошлой осенью в армию, он думал, что все наладилось. Что горе, захлестнувшее мать, утихло. Она сама уже не казалась ему похожей на колеблющийся язычок пламени. Шесть лет он внушал матери, что его собственное, Сашкино, существование без нее невозможно. Иногда смотрел на ее склоненную голову и говорил про себя: ты нужна мне, ты нужна мне. И однажды она почувствовала, подняла голову и сказала: «Я знаю».
Тогда словно счастье вернулось в их дом. Даже Сашкины проводы в армию не были грустными. Так же как и письма, которые он получал от матери не реже раза в неделю. И вдруг смерть. Почему?
Он вновь задавал себе этот вопрос, потому что нелепость произошедшего не давала ему возможности приникнуть к своей боли, сжать ее в ладонях и согревать, согревать, согревать. До тех пор, пока она не перестанет биться, пока не замрет, не отпустит, не задышит ровно и глубоко. Станет привычной.
Сашка поежился, застегнул пуговицу рубашки, прижался щекой к холодному стеклу и стал вполголоса читать любимые строчки. Строчки, которые наполняли его какой-то особенной музыкой. Добавляли света в хмурое небо. Строчки, которые не понял бы ни один человек. Строчки, которыми начиналась его книга.
Когда Сашке исполнилось шесть лет и он стал, по словам матери, «маленьким взрослым», отец сказал, что знает тайный язык, на котором не разговаривает ни один человек на земле. В доказательство он произнес что-то певучее, плавное и свистящее, несколько сливающихся звуков, и тут же объяснил, что так на этом языке звучит предложение сходить в парк развлечений и потратить там вполне