Бабуся обожала всякие побрякушки. Несметное количество разнообразных бус, колечек и серёжек хранилось в её шкатулках. Разумеется, всё это была бижутерия, в лучшем случае самоцветы, ни о каких драгоценностях и речи быть не могло, правда, попадалось иногда кое-что из серебра. Как же Соня любила рассматривать эти «сокровища»! Она любовно перебирала пальцами бусы, выкладывала их на полированный стол, примеряла на себя, прикладывала серьги к своим ушам, в которых не было дырок, надевала на тонкие пальчики кольца, которые с неё сваливались, а потом аккуратно складывала всё обратно и, вздыхая, закрывала шкатулки. Всё это, конечно, с разрешения бабуси, которая и сама охотно рассматривала с внучкой свои залежи, вспоминая попутно, что это или то она давно не надевала.
Соне вообще разрешалось многое. Например, строить баррикады из подушек от софы или читать в постели, включив бра, когда бабуся уже засыпала. И Мишке она тоже всё прощала, что бы он ни натворил, ни разу маме не ябедничала. И на детей никогда не кричала.
Сложнее было со взрослыми. Тут бабуся, будучи с чем-то не согласной, могла разбушеваться не на шутку. Бывало, накричит на дочь, поругается с зятем, протопает по длинному коридору и как шарахнет своей дверью, аж стенка самодельная дрожит. Далее следовал неповторимый звук: разгневанная бабуся, размашисто задевая боками то стену, то шкаф, шествовала по узкому проходу в свою комнату. Включала там телевизор и ни с кем, кроме детей, не разговаривала до следующего вечера. Зато на следующий день вела себя, как ни в чём не бывало, как будто это не она вчера тут шумела и обвиняла дочь и зятя во всех смертных грехах. Вспыльчивая была, но отходчивая.
А вот Нина Борисовна первое время такие дни тяжело переживала. Скандалов она органически не переносила, в отличие от матери, и всю жизнь берегла мир и покой в семье. С бабуси-то всё, как с гуся вода, лёгкий человек, а дочь потом долго в себя приходила. Но со временем привыкла и стала легче к этому относиться, хотя так никогда и не понимала, как это можно сегодня человеку гадостей наговорить, а завтра с ним целоваться.
Нина Борисовна в то время была уже главным экономистом крупного московского предприятия – работа тяжёлая, ответственная. И вот посреди рабочего дня в кабинете главного экономиста, где шло совещание, мог раздаться звонок и из трубки без всяких преамбул нёсся бабусин громкий голос:
– Нина, я фарш купила, котлеты нажарила. Картошка кончается, последнюю почистила. Будешь ехать…
– Мама, извини, я занята, я тебе позже перезвоню.
После этих слов обиженная бабуся швыряла трубку и, сопя, топала на кухню. Сонька не раз была свидетелем таких телефонных переговоров. И никакие разъяснения вечером про совещание или вызов к генеральному не помогали.
– Ты что, не можешь три минуты послушать, что я говорю?!
– Да пойми ты, мама, я на работе, в присутствии людей не могу твои котлеты