А. И. Звездин. Действия Ниж. губ. уч. арх. комиссии, IV, 62.
Курчавый, невысокого роста… Веселый барин, ласковый… Случалось мне ему один раз лошадь седлать. На карауле я был да и зашел на барский двор. Слышу, кто-то зовет… Я думал, что конторщик, ан это сам барин из дому вышел. – «Эй, человек, пойди ко мне». – «Чего изволите, ваше благородие?» – «Пойдем со мной в конюшню, пособи лошадь седлать». Вывел я ему лошадь, он сел и говорит: «Отвори, – говорит, – мне ворота, проводи со двора». Проводил я его, – он и поскакал трусцой в Казаринские кусты… Все туда ездил верхом; почесть каждый вечер, и все один.
Михей ив. Сивохин, 100-летний старик, болдинский крестьянин, в передаче А. И. Звездина.
«О болдинском имении А. С. Пушкина».
Н. Новгород, 1912, стр. 4-5.
Когда Пушкин жил в деревне, Наталья Ивановна (Гончарова, мать невесты) не позволяла дочери самой писать к нему письма, а приказывала ей писать всякую глупость и между прочим делать ему наставления, чтобы он соблюдал посты, молился богу и пр. Наталья Николаевна плакала от этого.
Кн. Е. А. Долгорукова по записи Бартенева.
Рассказы о Пушкине, 63.
Имение, где Пушкин жил в Нижнем, находится в нескольких верстах от села Апраксина, принадлежавшего семейству Новосильцевых, которых поэт очень любил, в особенности хозяйку дома, милую и добрую старушку. Она его часто журила за его суеверие, которое доходило, действительно, до невероятной степени. Г-жа Новосильцева праздновала свои именины, и Пушкин обещал приехать к обеду, но его долго ждали напрасно и решились, наконец, сесть за стол без него. Подавали уже шампанское, когда он явился, подошел к имениннице и стал перед ней на колени: «Наталья Алексеевна, – сказал он, – не сердитесь на меня: я выехал из дома и был уже недалеко отсюда, когда проклятый заяц пробежал поперек дороги. Ведь вы знаете, что я юродивый: вернулся домой, вышел из коляски, а потом сел в нее опять и приехал, чтобы вы меня выдрали за уши».
Толычева (Е. В. Новосильцева). Рус. арх., 1877, II, 99.
Усадьба Пушкиных в Большом Болдине.
‹…› Мой идеал теперь – хозяйка,
Мои желания – покой,
Да щей горшок, да сам большой.
Приехал в Апраксино Пушкин, сидел с барышнями, был скучен и чем-то недоволен. Разговор не клеился, он все отмалчивался, а мы болтали. Перед ним лежал мой альбом, говорили мы об «Евгении Онегине», Пушкин молча рисовал что-то на листочке. Я говорю ему: «Зачем вы убили Ленского? Варя весь день вчера плакала!». Варваре Петровне тогда было лет шестнадцать, собой была недурна. – «Ну, а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?» – «Я бы только ранила Ленского в руку или плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, и они друг