ГАСПАРЯН: Да даже через неделю.
ЗАЛЕССКИЙ: Она и через неделю не начинается. Чтобы начать военные действия, их нужно подготовить. Нужно разработать мобилизационные планы…. На самом деле мы можем посмотреть, есть такой вот факт, это чисто формальная вещь: назначение немецких генералов на командные посты в группах армий, в армии, штабы, ну вот которые начали войну…
ГАСПАРЯН: Мы как раз вплотную подошли и остановились на том, что германские военачальники на эту операцию были назначены 26 августа.
ЗАЛЕССКИЙ: Когда происходит назначение – не планирование, а именно назначение, – то штабы командований уже переформировываются в штабы полевых армий, то есть полным ходом идет подготовка конкретно к началу военных действий. То есть этот процесс просто уже нельзя остановить. Сам факт пакта Молотова – Риббентропа, в принципе, никак не сказался на начале войны. То есть Гитлер бы ее начал в любом случае.
ГАСПАРЯН: То есть в любом случае она началась бы 1 сентября или в какие-то такие дни примерно?
ЗАЛЕССКИЙ: Она началась бы 1 сентября, может быть, 2 сентября, может быть, 30.
ГАСПАРЯН: То есть в любом случае он напал бы?
ЗАЛЕССКИЙ: Абсолютно точно, он бы напал на Польшу. Вопрос в том, чем бы это закончилось.
ГАСПАРЯН: Но говорят, что для Гитлера самого было неожиданностью то, как прореагировали Великобритания и Франция.
ЗАЛЕССКИЙ: Да, Риббентроп уверял Гитлера, что Англия и Франция не объявят войну.
ГАСПАРЯН: А на чем он основывался в этом своем твердом убеждении?
ЗАЛЕССКИЙ: Дело в том, что Риббентроп не был сильным дипломатом, как показывают все его действия, вся его деятельность. То есть он в отличие от таких мастодонтов, как Нейрат, Шуленбург или какой-нибудь Хассель…
ГАСПАРЯН: Кадровые сотрудники.
ЗАЛЕССКИЙ: Да, кадровые дипломаты. У него было потрясающе мало дипломатического опыта. И его политика носила, в целом, серьезный налет авантюризма. И он считал, что он понимает Англию и Францию, так сказать, их действия, просчитывает их. Он считал, что они не объявят войну. Почему? Значит, в этих странах, в Англии и во Франции – и это на самом деле оказало серьезное влияние на их позицию в Мюнхене в 1938 году – после Первой мировой войны правительствам приходилось считаться с «синдромом потерь» в обществе.
ГАСПАРЯН: И Европа страшилась новых многомиллионных потерь?
ЗАЛЕССКИЙ: Да. Франция – то есть французское общество – находилась просто в шоке от того, что может начаться война. То есть само моральное состояние населения Франции, в том числе солдат французской армии, показывало,