Хотя мысль о том, что придется оставить школу Джорджа Вашингтона и учителей, которым, похоже, действительно небезразлично то, чем они занимаются, по-прежнему угнетает меня. Но я найду новую школу, в новом городе. Там, где Каллум Ройал никогда не сможет…
Я останавливаюсь как вкопанная. И тут же в панике разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.
Но уже слишком поздно. Ройал шагает через затемненную ложу, и его сильная рука обхватывает мое предплечье.
– Элла, – негромко произносит он.
– Отпустите меня. – Я стараюсь говорить безразличным тоном, но мои руки трясутся, когда я пытаюсь разжать его пальцы.
Он не отпускает меня до тех пор, пока из тени не выходит широкоплечий мужчина в черном костюме.
– Руками не трогать, – угрожающе говорит вышибала.
Ройал, словно обжегшись, стремительно отшатывается. Свирепо взглянув на Бруно, он поворачивается ко мне. Его глаза прикованы к моему лицу, словно мужчина изо всех сил старается не смотреть на мой непристойный наряд.
– Нам нужно поговорить.
Исходящий от него запах виски чуть не сшибает меня с ног.
– Мне не о чем с вами разговаривать, – холодно отвечаю я. – Я вас не знаю.
– Я твой опекун.
– Вы тот, кого я знать не знаю. – Я надменно вскидываю голову. – И вы мешаете мне работать.
Его рот открывается. Потом закрывается.
– Ладно. Тогда приступай, – произносит Ройал.
Что?
Его глаза насмешливо поблескивают, мужчина разворачивается и медленно возвращается к мягким диванам. Он садится, слегка раздвинув ноги, и, прищурившись, ждет.
– Покажи мне то, за что я заплатил.
Мой пульс ускоряется. Ни за что. Я не буду танцевать для этого мужика.
Краем глаза я замечаю, как по лестнице в ложу поднимается Джордж. Мой новый босс выжидательно смотрит на меня.
Я с усилием сглатываю ком в горле. Мне хочется заплакать, но я не стану этого делать. Виляя бедрами, с уверенностью, которой не чувствую, я направляюсь к Ройалу.
– Хорошо. Хочешь, чтобы я станцевала для тебя, папочка? Я станцую.
На глаза наворачиваются слезы, но я знаю, что они не прольются. Я научилась никогда не плакать на людях. В последний раз я рыдала, сидя у кровати умирающей мамы, и то лишь дождавшись, когда из палаты вышли все медсестры и доктора.
Когда я начинаю двигаться перед Каллумом Ройалом, его лицо перекашивается, будто от боли. Мои бедра начинают вращаться в такт музыке. В этот момент мое тело начинает жить собственной жизнью. Танец в моей крови. Это часть меня. Когда я была маленькой, мама, с трудом накопив денег, отдала меня заниматься балетом и джаз-танцами. Я прозанималась три года, потом деньги закончились, и она стала учить меня сама. Мама смотрела видеозаписи или ей удавалось проникнуть на бесплатные занятия в общественных центрах, откуда ее потом выгоняли. Возвращаясь домой, мама показывала мне все, что ей удалось узнать.
Я люблю танцевать,