По всей видимости, публичность деполитизируется, во всяком случае, в традиционном представлении о политике как роде публичной деятельности. И это при том, что политические акции могут регулярно происходить на площадях и улицах, в зданиях публичной функциональности современных городов. Однако, как пишет Тимоти Люк, большинству обитателей больших городов уже понятно, что «структуризация будущего происходит не прямыми средствами и незаметно в исследовательских лабораториях… а не в парламенте или политических партиях»[51]. Или, как наотмашь формулирует Ульрих Бек, нету больше ни политики, ни аполитичности, актуально лишь «экономически направляемое действие, преследующее некие интересы»[52]. Научно-техническое развитие вкупе с экономическими параметрами современной цивилизации, во многом связанными с этим развитием, стихийно меняют жизнь, а не общественно-политическая деятельность как таковая. Можно сказать, что атмосферу современного большого города задает разрастание пространств внеколлективной, неупорядоченной, децентрализованной, деидеологизированной публичности.
Параллельно с публичностью существенные перемены претерпевает и приватность, что точно уловлено Кристиной Слейд в ее формулировке «глобальное приватное пространство», характеризуемое как воображаемое, умозрительное, тотально рассеянное[53]. Публичное и приватное перестают существовать в прежнем режиме, который можно обозначить как соседство. В новом столетии происходит взаимопроникновение пространств публичного и приватного на динамичной публично-приватной территории с мобильной, гуттаперчевой, виртуальной приватностью и столь же подвижной виртуальной публичностью. В этой новой ситуации не только заведомо транзитные места вроде роддома, зала ожидания вокзала, супермаркета, но и любое пространство, в котором человек пользуется экранным устройством, – будь то туристическая достопримечательность либо место повышенной социокультурной актуальности (например, здание ООН) или приватной биографической ценности (дача родителей, «моя» школа, «наш» двор) – наделяется функциями транзитного, переходного пространства, «non-lieu», как определяет этот феномен Марк Оже[54]. Времен ная, сиюминутная значимость таких «не-мест» может заключаться в наличии порталов, гарантирующих интегрированность их обитателя или гостя в мир безграничных техногенных коммуникаций. Чтобы увидеть очертания этой недавно формирующейся территории, рассмотрим подробнее