Глава 12
Выйдя на берег, он вернулся к завалу, где двое ждали с конями, посадил ее на Ракшана впереди себя. Слишком измученная, чтобы сопротивляться, Ольха лишь закусила губу. Ничего, дикая жизнь в лесу научила и затаиваться. Она сумеет ударить, сумеет стереть победную ухмылку с ненавистной рожи!
– Вперед! – велел Ингвар звучным голосом. – Нас заждались в Киеве!
Кони сразу перешли в галоп. Павка по своей привычке понесся впереди, остальные дружинники скакали в хвосте, прикрывая воеводу с пленницей. Ингвар ощутил, как худенькое тело в его руках начало вздрагивать. В схватке коса расплелась, волосы закрывали ее лицо, теперь он понимал, что Ольха позволила ей расплестись намеренно. За таким занавесом беззвучно плачет, сотрясаясь от рыданий.
«Ящер меня возьми, – подумал он бессильно. – Сама же виновата, змея подколодная». Не сопротивлялась бы, люди не погибли бы ни с ее стороны, ни с его. И осталась бы… Да, забрали бы заложниками только ее младших братьев. Так, на всякий случай. А она правила бы почти как и раньше, всего лишь признав Олега верховным князем примученных к дани племен, князем над князьями.
Руки его начали сближаться. Он с великим трудом заставил себя скакать, как будто не слышит ее молчаливого плача. Кожа горела как в огне, так хотелось прижать ее к груди, погладить по голове, успокоить.
Скорее бы Киев, взмолился он. Никогда не жаждал так очутиться в городе. Сдать ее князю Олегу, пусть сам расхлебывает. А она наконец-то убедится, что Киев – не такое уж и кровавое место. И что там вовсе не враги.
Он вспомнил ее лицо, ее глаза. Да, ей долго не придется ждать, когда кто-то возьмет ее в жены. Отбоя не будет! Возьмут и будут счастливы. Даже не ради ее земель, а ради ее самой. И каждый вечер она будет кому-то снимать сапоги, стелить постель…
Он скривился и сам не понял, почему одна только мысль, что она станет чьей-то женой, подняла волосы на затылке, а по коже пробежали мерзкие пупырышки, будто после ядовитой многоножки. Да, она приживется в Киеве, потому что назад дороги не будет. Он сам отрезал ей все дороги.
– Плачь, – сказал он сочувствующе, – плачь сейчас. Мне мама говорила, что лучше выплакаться сразу.
Ее голос был едва слышен:
– Кто сказал, что я плачу?
– Мне показалось.
– Пусть не кажется… Женщины нашего племени не плачут в руках врага. Княгиня не будет плакать тем более.
Он чувствовал, как она глубоко вздохнула, стараясь выровнять дыхание и прекратить тихий безнадежный плач. Она враг, беспощадный враг, но он чувствовал уважение к ее стойкости. Если бы родилась мужчиной, она бы