– Убирайся отсюда! – промучившись с Рудаковым без малого час, возопил психиатр. – Вон! Вон! Вон!
– Всего хорошего, – мило улыбнулся парень, направляясь к двери, и, уже стоя на пороге, с тщательно замаскированным сарказмом добавил: – Приятно было пообщаться со столь вежливыми, интеллигентными людьми. Надеюсь, мы еще встретимся с вами… в опере, например, или в Третьяковской галерее…
Последние слова Рудакова Кудряшкин сперва воспринял просто как издевательство, изрыгнув в пустоту поток грязных ругательств, но потом, успокоившись, вспомнил волчьи огоньки, на долю секунды сверкнувшие в серых глазах подследственного, и не на шутку переполошился: «Черт его знает! Вдруг подстережет где-нибудь в темной подворотне?! Надыбал на свою жопу приключений! Мать-перемать!»
…Бодряков, узнав о неудаче, обложил Зиновия Михайловича многоэтажным матом, пообещав напоследок: «Я те, мудак бородатый, этого ни в жисть не забуду! У-у-у, козел! Попадись мне только!»
«Доля малая» заместителю главврача, естественно, больше не светила. Данное обстоятельство усугубило без того отвратительное настроение психиатра, страстно любившего деньги, особенно зеленого цвета. Нет, зарабатывал он, в отличие от подавляющего большинства российских медиков, отнюдь неплохо – хапал взятки налево-направо; вместе с верхушкой больницы (главврачом, заместителем главврача по хозяйственной работе и главным бухгалтером) снимал сливки с выплат медстраха, оставляя остальному медперсоналу жалкие крохи, приторговывал крадеными лекарствами (в основном антидепрессантами, пользующимися определенным спросом у наркоманов); имел кое-какой навар с платных больных, размещенных в отдельных комфортабельных палатах, но… Чем больше получал Кудряшкин, тем больше и нестерпимее ему хотелось получить еще, еще, еще! Патология-с! Своеобразный «финансовый алкоголизм» в запущенной форме…
– Зиновий Михайлович! – В кабинет снова заглянула медсестра. – Посетитель настаивает на встрече.