и прошлого нет,
и жизни нет,
и смерти нет, -
и так спокойно от этого,
так хорошо,
не дай бог кому-то
вдруг сказать «да»:
«да» страшнее чумы,
осквернения святынь,
всех изнасилований,
4
войн и убийств мира,
и от него так много
беспокойства и трудностей
в преддверии перемен,
а с «нет» – так спокойно
и здорово, так по-прежнему одиноко,
то есть умиротворённо
в собственной искалеченности
и обиженности на всех и вся,
в собственной усталости
от всех и вся,
то есть от самого себя,
и, скорее всего, это всё оттого,
что и после тебя
в каком-нибудь списке
тоже стоит слово «нет», -
то-то оно такое родное и близкое,
такое дальновидное.
ОТЛИЧИМА
душа от тела отличима,
как вещь и мысль о вещи,
и так же, как и мысль о вещи
за вещью прячется самой,
за телом прячется душа,
украдкой подбирая время,
когда сумеет перейти
к другому телу, чтоб не быть
с поличным пойманной, и тем
своё бессмертие продлить,
продолжить бегство в никуда
от первых искр большого взрыва.
МОДОЙ
если не знаешь,
куда и зачем -
следуй за модой, -
не ошибешься.
верности в моде не больше,
чем в тех, кто стоит у руля
государственных разных режимов.
в конечном итоге – они,
как мода: уходят – приходят
волнами, и мы,
как слепые щенки и котята,
все тонем, и тонем, и тонем.
5
на крайнюю степень отчаянья -
следуй себе самому,
в тебе ещё меньше надёжности,
чем в перечисленном выше.
и что ты теряешь в итоге,
кроме ничейного,
названного чужим,
названного твоим,
названного тобой?
КУПОЛ
если небо – это купол,
становится ясно тогда,
откуда берётся гром:
кто-то стучит по небу,
любопытствуя,
с той стороны,
отсюда и грохот,
оголяющий трещины молний
на поверхности купола;
отсюда и вывод о том,
что всё, что здесь,
скорее всего, пришло
с той стороны:
не важно, зачем,
не важно, почему,
не важно, как;
будь у космоса один путь,
он бы не был так бесконечен,
как поле, в котором
средь пыли и ржи
сотни дорог и тропинок
ждут быть протоптаны кем-то.
если небо – это купол,
то купол, который
является дном
глиняной миски,
которую точно
не боги огнём окрестили,
покуда не то чтобы мисками,
даже горшками они
брезгуют, значит,
хотя