Был у отца песенник. Небольшая такая книжонка в очень твердом сером переплете. А там – песни военных лет. Очень мы любили иногда открыть эту заветную книжку и запеть негромко в два голоса. «Шумел сурово брянский лес…», «Артиллеристы, Сталин дал приказ…» или «Темная ночь…». Много песен перепели. До сих пор все слова помню. Люблю я эти песни, люблю до сих пор, наверное, больше всех остальных. Есть в них душа, да такая, что веришь в них сразу и навсегда. И неважно, что голоса у нас с отцом, как говорится, домашние, не эстрадные, но получалось как-то задушевно и правдиво, без фальши.
– А у тебя же есть и орден Отечественной войны 1-й степени? Это же круче?
* Да, наверное, покруче будет.
– А ее тебе за что дали?
* Это длинная история… Давай, потом?
– Нет, нет, давай сейчас. Я спать не хочу.
* Ну, смотри, если завтра в школу не встанешь вовремя, больше не проси.
– Встану, встану! Ты же знаешь! (На самом деле, вставал я обычно без будильника, резко, не потягиваясь, так, чтобы проснуться сразу, без раскачки. Так как-то проще переносилось тягостное пробуждение. Что не скажешь о моем брате. Его пробуждение было тяжелым не столько для него, сколько для всех домочадцев. Будильник он полностью игнорировал. И, если не разбудить его всеми возможными и невозможными методами, он легко много проспать до обеда. Посему, каждый, проходя мимо его дивана, говорил «Женя, вставай!» Причем, говорить лучше было не громко и, в случае чего, с готовностью отскочить в сторону, уворачиваясь от летящего тапка. Отец сердился и переживал, что брат проспит в школу, но вмешивался только в последнюю очередь. Засим, прежде всего, на передовую сначала выходила бабушка, причитавшая «Вставай уже, окаянный, в школу проспишь!». Если это не давало своих результатов, за дело принималась мама, пытаясь придать своему голосу железные нотки. Пару раз все вместе пытались и меня кинуть в эту бетономешалку. Но я был категоричен и молод для такой миссии. К тому же, очень хотелось жить. В итоге отец очень серьезно и тоном, не терпящим пререканий, громко и с некоторым раздражением победно будил Жеку и тот, что-то бурча себе под нос и жутко злой, наконец, медленно сползал с дивана.)
* Ну ладно, слушай. Было это под Кенигсбергом. Теперь это Калининград, уже русский город. Мы наступали довольно быстро, но фрицы сдаваться и не собирались, дрались за каждый клочок земли. Да у нас-то уже настроение было боевое, победоносное. Хотелось уже побыстрее добить этих сволочей и айда домой, к мирной жизни. Вот тогда