Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня (сборник). Тахира Мафи

объясняющие мои действия. Никому так долго не было до меня дела. Никто не видел меня достаточно близко, чтобы заметить – я часто смотрю в окно. Никто никогда не обращался со мной как с равной. С другой стороны, Адам не знает что я чудовище мой секрет. Остается гадать, сколько это продлится, прежде чем он убежит от меня, спасая свою жизнь.

      Я забыла ответить, но Адам не сводит с меня взгляда.

      Заправляю прядку за ухо и, вдруг передумав, спрашиваю:

      – А почему ты так пристально за мной следишь?

      Его глаза внимательны и любопытны.

      – Я так рассудил: меня могли запереть с девчонкой, только если она сумасшедшая. Мне казалось, они придумали для меня новую пытку – посадить в камеру к психопатке. Я решил, ты мое наказание.

      – Поэтому украл мою кровать.

      Чтобы показать, кто здесь главный. Чтобы застолбить участок. Чтобы напасть первым.

      Адам потупился, сжал и разжал кулаки, затем потер шею сзади.

      – Почему ты мне помогла? Как ты узнала, что я тебя не обижу?

      Я пересчитываю пальцы – убедиться, что все они при мне.

      – Да я ничего…

      – Не помогала мне или не знала, что я не опасен?

      – Адам. – Губы округло сложились в его имя. Я удивилась приятному знакомому ощущению, когда слово скатилось с языка.

      Он сидит почти так же неподвижно, как я. В глазах появилось новое выражение, которое я не могу понять.

      – Да?

      – Как там, в реальном мире снаружи? – спрашиваю я, произнося все тише каждое слово. – Хуже стало?

      Боль исказила его четкие, красивые черты. Он справился с собой только через несколько секунд и взглянул на окно.

      – Честно? Я не знаю, где лучше – здесь или там.

      Я тоже смотрю на стекло, отделяющее нас от реальности, и жду, когда разомкнутся губы Адама, – мне хочется услышать, что он скажет. Но тут мое внимание привлекает уже сказанное – оно мечется в голове, затуманивая чувства, застилая глаза, ослабляя внимание.

      – Ты знаешь, что это движение оказалось международным? – спрашивает Адам.

      – Нет, – отвечаю я, умолчав, что меня вытащили из дома и насильно увезли три года назад. Получается, меня увезли ровно через семь лет после начала проповедей оздоровленцев и четыре месяца спустя после того, как они пришли к власти. Я не сказала Адаму, как мало знаю о новом мире.

      По словам Адама, Оздоровление запустило руки в каждую страну, желая видеть лидерами государств своих ставленников. Он сказал, что необитаемые территории всего мира поделили на 3333 сектора, которые контролируют особые Уполномоченные Лица.

      – Ты знаешь, что они нам лгали? – спрашивает Адам. – Ты знаешь, что оздоровленцы кричали – кому-то надо руководить, кто-то должен спасти общество, восстановить мир? Ты знаешь, что они заявили: истребление оппозиции – единственный путь к миру? Ты знаешь все это?

      Тут я кивнула. Тут я ответила «да».

      Эту часть я помню: возмущение, бунты, ярость.

      Глаза закрылись в подсознательной попытке блокировать тяжелые воспоминания, но это возымело обратный эффект. Протесты. Митинги. Вопли