Якоб отшатнулся и выронил ложку. Она звякнула о фарфор, и рядом стоящая солонка опрокинулась.
– Юный господин! – подскочила в своем кресле мачеха.
Жюли бросилась к ней и, на ходу вынимая салфетку, запричитала:
– Я уберу, уберу. Не извольте беспокоиться, фрау Кёне.
И принялась ловко смахивать со стола. Я смотрела на Якоба и внутренне торжествовала: мерзавец, только и умеющий, что задирать девушкам платья, сидел ни жив ни мертв, вся краска в одночасье сошла с его лица, губы шлепали, как у выброшенной на берег рыбы.
– Я… я… – заикался он и не мог ничего сказать толком.
На помощь ему пришла фрау Кёне.
– Простите, ваше сиятельство, – сказала она. – Это все мой недогляд. Якоб рос крайне болезненным ребенком, немудрено, что я так долго опекала его. Но теперь, когда наши дома породнятся, он будет счастлив поступить к вам на службу в качестве адъютанта или…
– Конюха, – перебил ее генерал. – Этот дохляк годен только для службы конюхом, но не адъютантом. Как думаешь, Ганс?
Парень за его плечом шевельнулся и отрапортовал четко, по-военному:
– Так точно, ваше сиятельство! Конюхи нам нужны!
– Почту за честь, – просипел Якоб, зеленея от злости.
Фрау Кёне поджала губы и велела подавать вторые блюда.
Принесли утку с яблоками, молочного поросенка на вертеле, рыбное филе под соусом и котлеты из рябчиков. Мне с фрау Кёне отрезали всего по кусочку, мужчины налегли на мясное, и каждое блюдо генерал запивал доброй порцией вина прямо из кувшина, который в конце концов забрал из рук адъютанта Ганса. Пил и не пьянел, держал осанку, но с каждой минутой становился все угрюмее. Рядом с ним каждый чувствовал себя не в своей тарелке, кусок не лез в горло, и фрау Кёне все порывалась что-то спросить, но робела. Когда половина тарелок опустела, она все-таки решилась:
– Как насчет того, чтобы обговорить дату свадьбы, ваше сиятельство?
Я замерла, забыв дышать. Снова вернулось ощущение нереальности происходящего. Я сидела в богато убранной столовой, стилизованной под старину, я – студентка из двадцать первого века. Что я тут делаю, среди драконов, виверн, господ и слуг? Бежать бы… вот только куда?
Генерал молча прожевал кусок, отхлебнул из кувшина, промокнул губы и ответил:
– Согласен. Среда вам подходит?
– Вполне, – улыбнулась фрау Кёне и повернулась к служанке: – Запиши, Жюли! Первая среда следующего месяца!
– Этого, – поправил генерал.
Мачеха дернулась, точно через нее пропустили электрический ток, высоко вскинула брови:
– Но ведь это…
– Послезавтра.
Теперь дернулась уже я. Не может быть! Я не согласна! Почему никто не спрашивает меня, хочу ли я выходить замуж?
– Ну, знаете… – начала я и получила обжигающий взгляд от мачехи.
– Ваше сиятельство, – елейным голоском заговорила она, – не кажется ли вам,