– Дедуль, а что такое «кудели»?
– Кудель, внук, – это похожее на вату… Выращивают сначала лен. Потом он вылёживается на солнце и на морозце. Потом лен мнут, вычесывают и делают пряжу или вьют канаты. Кстати, канаты используются в морском деле. Получаются очень крепкие.
– По-нят-но, – протягивает парень. – Увидеть бы эти «кудели».
– Где там! Нынче лен-то не выращивают.
Внук трясет за рукав деда.
– Дальше, дальше-то что было?
– Итак, Дед Мороз объявляет, стукнув грозно о пол посохом:
– Ну-с, дети мои, кто хочет получить мой специальный подарок?
– Я! Я! Я! – несутся многочисленные голоса со стороны сгрудившихся стайкой учеников. – Желающих много. Но меня среди них нет. Я стою, опустив вниз головенку. Нет, не то, чтобы я не хотел получить подарок. Хотел бы, очень! Но мне кажется, что подарки просто так не раздаются: их надо заслужить.
– Тогда, – продолжает басить Дед Мороз, – расскажите-ка мне стихотворение!
– На этот раз желающих изрядно поубавилось. Но зато – среди них и я. И хотя мой голос звучит громче всех, но первой выступить, открыть конкурс Дед Мороз дозволяет Наташке (соседская девчонка, противная ужасно, потому что подлиза, потому что подлизывается к Анне Ивановне, а еще ябедничает).
Внук согласно кивает головой и рассудительно говорит:
– Они – все такие. В нашем классе Светка…
– Ну, Сань, может, и не все, но встречаются… Да и к тому же вряд ли я был тогда справедлив… И вот… Наташка выходит вперед. И, шмыгая носом, постоянно запинаясь, кричит:
– Наша Таня громко плачет:
Уронила в речку мячик.
Тише, Танечка, не плачь —
Не утонет в речке мяч.
– Аплодисменты артистке. Особенно усердствуют и бьют в ладоши (это я вижу) Наташкины родители. После Наташки мямлит что-то свое Пашка. Он хоть и друг, но мне за него приходится краснеть. Я тоже готов. Меня явно не замечают. Но я упрямо заявляю о себе. И вот, когда выступило пять или шесть школьников, ко мне подходит Дед Мороз.
– А ты, мальчик, что можешь рассказать? Вижу, давно рвешься. Ну, слушаю.
– Я вырываюсь вперед. Я бесконечно счастлив, что вот, теперь и на меня смотрят люди; что теперь и меня будет слушать вся деревня. Волнуюсь. Мну обшлага ситцевой рубашонки. Собираюсь с духом и начинаю:
И живет в колхозе дед
В девяносто восемь лет.
Бодрый он имеет вид
И в работе деловит…
Краем уха слышу, как кто-то из гостей новогоднего праздника комментирует:
– Ишь, ты! Стар, а все робит…
– Дедуль, а что такое «робит»?
– Колхозники на Урале тогда так говорили: робит – значит работает.
Внук кивает, давая деду понять, что теперь ему все ясно.
Дед вновь берется за рассказ:
– Я же с прежним усердием продолжаю:
Годы деду не преграда,
У него