Она взяла посылку обеими руками и повернула. Сверток весил не больше трех плиток шоколада, так что это была скорее бандероль, но Эмма не особо разбиралась в подобных вещах. Все, что имело твердую упаковку и было больше обувной коробки, она считала посылкой.
Эмма потрясла ее у уха, как бармен – шейкер для коктейля, но ничего не услышала. Ни тиканья, ни жужжания, ни гудения, ничего, что указывало бы на электрический предмет или (упаси бог) на живое существо. Она лишь чувствовала, что внутри перекатывается что-то легкое. Содержимое казалось не особо хрупким, хотя Эмма не могла сказать это с уверенностью.
Она даже понюхала посылку, но не заметила ничего необычного. Никакого едкого, резкого запаха химиката или даже яда. Ничего, что заставляло бы заподозрить опасное содержимое.
За исключением того, что само существование этой посылки Эмма воспринимала как угрозу, отправление казалось самым обыденным и заурядным – в Германии таких ежедневно доставляют наверняка по десять тысяч.
Упаковочная бумага продается в любом магазине канцтоваров или прямо на почте, если там еще остались официальные филиалы. Уже «в прежние времена» многие позакрывались.
Бечевка точно такая же, из какой она мастерила в детстве: серые грубые волокна.
Эмма изучала наклейку на лицевой стороне посылки, где почему-то был указан только адресат А. Паландт, но отправителя в соответствующем поле не стояло. Ни фирмы, ни частного адреса.
Значит, ее послали с муниципальной упаковочной станции, только там принимают анонимные отправления. Эмма выяснила это в прошлом году, когда хотела послать маме рождественский подарок, но так, чтобы она не сразу догадалась, от кого он. Правда, тогда Эмма указала выдуманного отправителя (Дед Мороз, переулок Санты, 24, Северный полюс).
Здесь же поле просто не заполнено, что обеспокоило ее еще больше, чем тот факт, что она не знает никакого соседа по фамилии Паландт.
Почти брезгливо она снова отложила посылку в сторону, подтолкнув ее к краю стола, подальше от себя.
– Ты правда не хочешь составить мне компанию? – спросила Эмма и снова повернулась к Самсону. В часы одиночества она привыкла разговаривать с ним, как будто это маленький ребенок, который обычно внимательно следил за всем, что она делала на протяжении дня. Но сегодня он казался ей непривычно сонным. Самсон свернулся клубком и устроился поудобнее у камина, а не у ее ног под столом, как всегда делал.
– Ну ладно, – вздохнула Эмма, не дождавшись никакой реакции. – Главное, ты не наябедничаешь на меня. Ты же знаешь, что я обещала Филиппу этого не делать.
Но именно сегодня она не могла совладать с собой. Плевать, что он рассвирепеет, если узнает.
Она просто должна это сделать.
С мерзким чувством,