– Ненавижу эту песню, – заметила Эйва.
Она замерзла, все тело болело, кости словно налились свинцом. Когда она подняла руку, та подчинилась, но медленно и неохотно, как будто выполняя приказ мозга только наполовину. Эйва закрыла глаза и постаралась дышать глубоко, размеренно. Это немного помогло.
– До смерти ненавижу, – повторила она.
– Знаю, – кивнул Уош. – Но если бы я запел ту, которая тебе нравится, ты вряд ли бы захотела проснуться, чтобы сказать мне «Заткнись!».
Несмотря на боль, Эйва рассмеялась.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Уош.
– Вашими заботами, – ответила она.
– Черт, – буркнул он, встал со стула и подошел ближе. – Нет, правда, как ты?
– Ужасно замерзла. Очень холодно, и все болит.
Уош направился к широкому шкафчику, стоявшему в углу палаты, и вернулся с одеялом. Пока он шел, Эйва внимательно на него смотрела. Случилось нечто важное, что она должна была вспомнить. Но при попытке вызвать воспоминания в голове появлялась какая-то муть, похожая на туман, клубящийся над озером лунной ночью.
– Насчет прочего не уверен, но согреться я тебе помогу, – пообещал Уош, укрывая ее одеялом.
– Ты просто чудо, – ответила Эйва, сумев наконец приподняться на локтях.
Улыбка Уоша вдруг померкла, лоб пересекла глубокая морщинка.
– Оп-па, – медленно произнесла Эйва. – У нас образовалась знаменитая мыслительная борозда. Похоже, мы о чем-то задумались. Неважный знак.
– Со мной как раз все в порядке. – Уош стоял у койки, потирая лоб. – А вот ты готова к тому, что тебя ждет? – поинтересовался он каким-то странным, возбужденным и одновременно неуверенным голосом.
– К чему я должна быть готова?
Уош застенчиво завозился, потащил из джинсов подол рубашки. Заправил край трусов, чтобы не было видно, затем, подняв полу, встал боком к Эйве.
– Можешь ты в такое поверить? – спросил он, криво улыбаясь в ожидании ее ответа.
Эйва ощупала взглядом его бледную кожу от талии до ребер. Он был тонким, высоким.
– Во что поверить? В то, что ты способен спрятаться за коробку с кукурузными хлопьями или получить ожог от света фонарика? Это мне давно известно. – Она рассмеялась было, но смех перешел в кашель, да такой сильный, что из глаз брызнули слезы.
Уош не отреагировал на шутку. Он вертелся перед ней, чтобы Эйва получше разглядела, что на нем нет ни синяка, ни царапины.
– Это ведь сделала ты, – произнес он, опуская полу рубашки, взял пульт и включил телевизор, висящий на стене в изножье койки.
Быстро пролистал несколько каналов, цепко глядя на экран. Он знал, что ищет, и, не находя нужного, мрачнел все больше.
– Еще секундочку. Это даже лучше, если ты не сама вспомнишь, а я тебе все покажу. Иначе ты точно не поверишь.
– Уош, ты меня уже достал.
– Цыц! – оборвал он ее, прекратив наконец давить на кнопки.
Передавали новости. На экране женщина в элегантном костюме стояла