– Можно присесть? Или кто-нибудь придет… сюда?
Я, по-прежнему ничего не понимая, кивнул: «Никто не придет. Пожалуйста».
Она с грохотом выдвинула стул, села напротив, уставилась из-за своих солнечных очков, а затем перевела взгляд на мою тарелку.
– По виду объедение.
– Точно. Вкусно. Омлет с грибами и салат с зеленым горошком.
– А-а, – протянула она. – Закажу в следующий раз. Сегодня уже поздно.
– И что ты выбрала?
– Гратин из макарон.
– Тоже неплохо, – сказал я. – Кстати, где мы с тобой встречались? Никак не могу припомнить.
– Еврипид, – кратко ответила она. – «Электра». «Нет, боги не желают слышать печальных новостей». Только что закончилась лекция.
Я вгляделся пристальнее. Она сняла очки, и тут я наконец-то вспомнил, что действительно видел ее – первокурсницу – на лекции «История театра II». Но узнал не сразу – у нее сильно изменилась прическа.
– До каникул у тебя волосы были вот такой длины, – показал я рукой ниже плеча на добрый десяток сантиметров.
– Да. Решила сделать химию. Каким-то жутким составом. Вот и пришлось… Даже думала покончить с собой. Нет, я серьезно – такой мерзкий был вид. Как утопленница с водорослями на голове. Но чем умирать, решила, что лучше постричься наголо. Голове прохладно, но это ничего. – И она, погладив отросшие на четыре-пять сантиметров волосы, озорно улыбнулась мне.
– Совсем неплохо выглядишь, – заметил я, доедая омлет. – Ну-ка, повернись боком.
Она повернулась в профиль и замерла секунд на пять.
– Тебе идет. Голова правильной формы. И уши смотрятся симпатично.
– Точно. Это я сама знаю. Как постриглась, подумала: а почему бы и нет? Правда, ни один парень мне об этом не сказал. От них только и слышишь: «прямо первоклассница» или «как из концлагеря». Слушай, а почему парням нравятся девчонки с длинными волосами? Это же чистый фашизм вообще. Почему они думают, что все длинноволосые – непременно воспитанные, нежные и женственные? Я знаю двести пятьдесят пошлых длинноволосых девиц. Нет, правда.
– Ты мне больше нравишься как сейчас, – сказал я. И это была правда. С длинными волосами, насколько я помнил, она казалась мне обычной хорошенькой девчонкой. А теперь жизнь так и била из нее – она походила на выпорхнувшую из гнезда весеннюю птицу. Глаза ее жили на лице отдельно: радовались, смеялись, сердились, изумлялись и смирялись. Я давно не видел настолько живого лица и разглядывал его с восхищением.
– Ты серьезно?
Я кивнул, не отрываясь от салата.
Она снова надела очки и посмотрела на меня сквозь черные стекла.
– Слушай, ты же не врешь, правда?
– Ну, стараюсь быть честным человеком.
– Хм.
– А почему ты носишь такие темные очки? – спросил я.
– Без