– Так это ты его порешил?
– Он сам на кинжал напоролся, – быстро ответил за Василия Годунов. – Сам!
Плетнев заиграл желваками, лицо его сделалось желтым, как при лихорадке, а уши покраснели, словно их подогревали свечами.
– Да перестань же трутом махать перед бочкой! – не сдержался он в адрес Бориса. – Вся изба ужо серой провоняла.
Годунов на это лишь рассмеялся. Но трут все же погасил, подпалив предварительно свечу от лампады под Богородицей. Он подошел к Бакуне.
– Ты сам-то читал сие послание? – тихо спросил Борис.
Вопрос прозвучал зло и даже угрожающе. Бакуня хотел возмутиться наглости юнца, но, вспомнив оплеуху, передумал. Он, конечно, не сомневался, что в миг бы разделался с этим наглым переростком, но теперь было не до того.
– Нет. Письмо печатей сургучовой было скреплено.
– Тебе ли она преграда?
– Не читал!
– И даже не ведал что в нём?
– Не ведал.
– Скуратов встречался со Старицким на днях?
– Только от него возвернулись.
– Выкладывай, друже, об чем говорили, да всё в точности.
Бакуня вздохнув, передал разговор, что состоялся вечером в доме князя.
– Ага, – почесал лоб Годунов. – Теперь ясен следующий ход Малюты. Что ж, не будем его сдерживать. Ты сейчас же вернешься к хозяину, да токмо не сообщишь ему, что государь умер. Уразумел?
– Без Губова? Так Малюта меня прибьет.
– Скажешь, что решил попытать стряпчего самолично. И он подтвердил, что да, царь очень плох, что это никакой не обман и скоро отойдет, потому как… с ног до головы покрылся волдырями и черными пятнами. С Василием Васильевичем в приказе был я – Бориска Годунов. То подтвердят твои кромешники. А потом… потом вдруг я, юнец безусый, видно припадочный, бросился со свечой к бочке с порохом. Ты успел едва унести ноги, дом-то и взорвался. И нет более ни Губова, ни Годунова, коих царь послал устроить дознание в Разбойном приказе. Нет и тела дьяка Никитина, которое лежало в подвале приказа, а потому сгорело. Словом, концы в воду.
Бакуня покрутил головой, соображая, но так до конца и не понял смысла слов шустрого парня. Тот же продолжал:
– Малюта ждать не станет. Ужо утром заставит князя написать письмо Курбскому. Повезешь его Андрею Михайловичу, вестимо, ты. Так вот, то послание передашь нам, а заместо него получишь иное. И смотри, тиун, не вздумай играться с огнем. Поверь мне, ежели оступишься, не то что костей, пепла опосля себя не соберешь.
Слышать такую угрозу от какого-то Годунова, Бакуне было невыносимо. Но понимал, что выхода нет.
– Где же мы встренемся?
– Недалеко от Белого