По спине поползли холодные струйки пота. Такого я бы точно не увидела с тургидом.
На меня косились. Меня толкали. Все стремились протиснуться к сурового вида священнику. Серьезный брахмин раздавал благословения, вымазывая лбы настырных. Ароры протиснулись и подставили головы. Их одарили и они отошли довольные. Хотели уже двинуться дальше в глубь, проталкивая меня сквозь людской затор, как брахмин взглянул в мою сторону и рукой потребовал подойти. Я удивилась: меня что ли зовет? Наверно ругаться будет: зачем пришла? Я не решалась. Он кивнул и раздвинул толпу одним жестом. Все обернулись с изумлением: кому же так посчастливилось и увидели меня, завистливо обсмотрели. Кто-то сбоку подтолкнул меня и я подошла.
– Аширвад, – произнес монотонно брахмин и мазанул мне лоб вязкой жижей. – Благословение.
– Шукрия, – сложила ладони лодочкой и склонила шею.
Он важно опустил голову: принято. И взмахнул рукой: следующий. Круг сомкнулся.
Пунит с братом и сестрой облепили меня, удивленные не менее меня.
– Тебя позвал? Благословил?
– Ю вери лаки, (ты очень счастливая) – смеясь подскочил Амит.
Я только повела плечами.
Протиснулись дальше. Девчонка, зажатая толпой пискнула. Но на нее шикнули: ты в храме – терпи. Она, словно поняла, чего от нее требуют, притихла и вжала голову.
Мы вышли к просторной пещере с высоким потолком. Самая освещенная. И на ползала низкий пьедестал с небожительницей. Огромная черная богиня с расщеперенными в разные стороны руками, как огромный паук, таращила глаза из своего угла, с ее кроваво-красного языка будто капала кровь. Померещилось что ли или впрямь курицу зарубили?
Суеверный ужас пролетел надо мной. Все трепетали перед статуей, которая казалась ожившей. Настоящая черная вдова. Один раз ужалит и кранты.
Пунит встал перед ней и принялся нашептывать молитвы. Меня подтолкнули ближе к нему, показывая, чтобы и я сложила руки и чего-нибудь попросила у богини.
Я подошла ближе и вспомнила вечер в квартире Виджендры. Рита привезла из дома настоящего молдавского виноградного вина из собственных погребов. И мы на троих его распивали, празднуя, что она скоро получит российское гражданство. Вино было просто ошеломляющее. Такого аромата не найдешь ни в одной французской бутылке. И такой легкости, когда льется через горло, не встретишь. Зато и бьет по мозгам в самый неожиданный момент. Валит с ног и заставляет хохотать как план. У меня тогда весь язык сделался фиолетово-бардовым. Виджендра схватил цифровой фотик и кинулся снимать.
– Высунь язык! – кричал он, опьяневший и обезумевший. – Ты воплощение Кали. О! Мата-Кали!
И теперь я стояла перед ней, настоящей, в жуткой пещере, сохранившей запах веков, и должна была с ней разговаривать.
– Привет, –