– Кому потребен диакон в храм для слу-же-ни-я-а-а?
Его перебивал высокий голос, захлебывавшийся скороговоркой:
– А вот молитовки на всякий случай!
Но бас не унимался:
– О благотворении воздухов, об изобилии плодов земных и временех мирных, Господу по-мо-лим-ся-а-а!.
– И стоит всего пустяк! – вклинился в речитатив торговец молитвословами.
Макарий хмыкнул, отплевываясь – холстина, спадавшая со шляпы, в очередной раз залепила рот:
– Ничего не пойму! Чего они все в рясах? И где еда?
– В рясах, потому что гривен не хватило на такое прекрасное одеяние, как у нас. А еды нет, потому что тут душой торгуют. Это ведь все безместные попы и дьяконы в ожидании найма, ибо не хлебом единым, но и не без оного. Только по мне уж лучше исполнять то, на что мы подрядились, нежели тут стоять, как сирота на выданье. Пошли отсюда. Тут и чёрствой просфоркой не разжиться.
Оставив позади и мостик, и монастырь, они свернули на противоположную улочку. Там действительно было торжище – пёстрое и бескрайнее.
Белые кочаны капусты подпирали своими крепкими боками зелёные поленницы пупырчатых огурчиков и пирамиды мытой круглой репки, соседствовавшей с угрюмой брюквой и длиннохвостой редькой. На возах, из которых были выпряжены лошади, зазывно перекликались гуси и утки, косясь на раскрытые мехи, из которых просилась наружу золотая россыпь зерна и тёплая от солнца гречишная ядрица. Но весь гомон торжища перекрывали своим истошным «Пусти-и-и!» поросята. Их поддерживали печальным вопрошанием коровы: «Почему-у-у?» Может быть, потому что напротив на столах возлежали свиные и говяжьи головы, слепо уставившиеся на живой четвероногий товар?
– А вон дальше то, что надо! – Сатана обнажил в улыбке розовые десна. – Хотя от молочного поросёнка на вертеле я бы тоже не отказался.
Длинные столы, расположенные под навесом, были уставлены яствами, дразнящие запахи которых перебивали друг друга. Треугольники квашеной капусты, подцвеченные свёклой, рдели в бочках бок о бок с матово-зелёными солёными огурцами. Рядом кипел благоухавший корицей сбитень. Торговка в опрятном платочке одной рукой снимала набегавшую пену, другой – успевала отгонять пчёл, увивавшихся над медовыми пряниками и маковыми ламанцамиCXIII.
Не задерживаясь, Сатана прошел к следующему столу, накрытому как для трапезы. Деревянная посуда и грубая скатерть, придавленная по краям булыжниками, не отличались нарядностью. Сам торговец стоял как хозяин, дожидающийся припозднившихся гостей. Слева поперёк стола лежала завернутая в холстину рыбина, её хвост свешивался едва ли не до земли. Правую сторону занимало блюдо с отварным мясом, которое было в диковинку подошедшему раньше Сатаны и Макария седобородому горожанину. Рубаха, в которую