Принятие христианства человечеством Иларион опять-таки обозначил мотивом проникновения в небольшой объем, в некий сосуд («да яко сосудъ скверненъ, человечьство, помовенъ водою … прииметь млеко…» – 14) или же в мехи («не вливають … вина новааго учениа благодатьна въ мехы ветъхы… но ново учение – новы мехы» – 23).
То же касалось и Руси. Принятие христианства Владимиром сопрягалось, так сказать, с его внутрисердечной деятельностью («въсиа разумъ въ сердци его», «сердце разверзеся» – 27, 30), а крещение Владимира – тоже с купелью («вълезе въ святую купель», «въниде въ святую купель» – 27, 30); христианские качества Владимира сосредотачивались также в тесном пространстве («съмыслу место, милостыни гнездо» – 29); а упоминание о Владимире как отце Ярослава побуждало Илариона вспомнить о его «утробе» и «чреслах» («виждь утробу свою… изведе от чреслъ твоихъ» – 33).
Наконец, новокрестившиеся русские люди в «Слове» Илариона тоже представали скопившимися в ограниченном пространстве – в домах и церквах («въ всех домах своих зовемь», «церкви люди исполнены», «епископи сташа пред святыимъ олтаремь» и пр. – 25, 27, 28).
Все перечисленные мотивы традиционны, но особенностью Илариона явилась навязчивая частота их повторения в «Слове». Зарождение и принятие христианства представлялось Илариону каким-то интимным физическим или телесным действом, связанным с «утробой», «чреслом», «сердцем», омыванием в «купели» и пр.
Другой частый телесный предметный и символический мотив в «Слове», опять-таки связанный с христианством, – это мотив еды и удовлетворения голода. Недаром рассмотренный нами рассказ об Аврааме Иларион повернул к теме кормления – еды – пира («и яко отдоися отроче Исаакъ и укрепе, сътвори Авраамъ гоститву велику… И еще … Христосъ … отдоися и укрепе сътвори Богъ гоститву и пиръ великъ тельцемь упитеным… – 16).
Соответственно принятие христианства Русью Иларион обозначал символикой тоже еды и питья. Так, Владимир насытился («испи будущая жизни сладкую чашу … въкуси…» – 19); и других покормил («жадныа и алъчныа насыщая»; «зрениа сладкаго лица его насыщаяся», «пиемь источьникъ нетлениа», «преизлиха насыштьшемся сладости книжныа» «Христовы пречистыа крове въкушающе, съпасаемся» – 31, 34, 25, 14, 24).
Принятие христианства Иларион связывал и с другими видами физических чувств, в частности с обонянием (Владимиру «припахну воня святого духа», «темианъ Богу въспущаемь», «тимианомъ обухаемь» – 29, 34). Но чаще речь шла о прозрении от слепоты