Она ждала этого семь лет, и все случилось совсем не так, как она себе представляла. Ей казалось, что Роман будет вести себя дерзко и бесцеремонно, а она будет упиваться ненавистью к нему. А на самом деле?
Это гораздо хуже, чем злость. Или волнение.
Грейси вспомнила слова Романа о том, что папа проявил к ней неуважение. Как противно признавать, что он был прав! И как противно думать, что она сама позволяет Саттону так с собой обращаться. Давно закрывает на это глаза. Он должен ее уважать. Она это заслужила. Хотя, возможно, он даже не понимает, как такое поведение отражается на ней. А ей стоило бы сказать папе о своих чувствах. Вдруг он извинится и пообещает больше так не делать? Это было бы замечательно.
Нужно ему сказать. Если он завтра их покинет, она будет хранить свою обиду всю оставшуюся жизнь. А этого ей совсем не хотелось.
Грейси поднялась, одернула юбку, сделала глубокий вдох и отправилась в кабинет отца. Дверь была приоткрыта, но она постучала и осторожно заглянула внутрь. Саттон по-прежнему сидел за столом. Он выглядел уставшим и бледным.
Грейси еще раз постучала:
– Папочка, можно с тобой поговорить?
– В чем дело? – резко спросил Саттон, даже не глядя на нее.
Грейси поморщилась. Плохой знак. В последнее время настроение отца постоянно меняется. Наверное, это связано с опухолью.
– Я хотела обсудить с тобой разговор с Романом. Он не отрывал глаз от экрана монитора, словно Грейси не стоила того, чтобы тратить на нее время.
Это было очень неприятно.
– Что именно?
Грейси поняла, что ей придется сложнее, чем казалось. Однако она собрала волю в кулак, вздернула подбородок и произнесла четко, хоть и слегка дрожащим голосом:
– То, что ты сделал, было неправильно. Саттон поднял на дочь ледяной взгляд:
– И что же я сделал?
Вопрос в том, что сейчас делает она. Очевидно же, что он плохо себя чувствует. Такой бледный. Наверное, надо было держать язык за зубами.
Неуверенно Грейси продолжила:
– Я не хотела говорить с Романом, и тебе не следовало меня заставлять.
– Мы все чем-то жертвуем, Принцесса.
– Ты даже не спросил меня, согласна ли я. Это было унизительно и жестоко.
Саттон чертыхнулся себе под нос. И Грейси почувствовала, что готова, как всегда, отступить.
– Это был долгий день, и я устал. – Отец вздохнул. – У меня нет времени на глупости.
Так он считает ее переживания глупостями?
«Он плохо себя чувствует», – напомнила себе Грейси. Он умирает. Он ослаблен. Для такого человека потерять способность делать то, что он делает обычно, – наверное, высшая форма унижения.
«А как тогда объяснить двадцать шесть лет до того, как у него обнаружили рак?» – спросил надоедливый голос у нее в голове. Но после сегодняшнего разговора с Романом у Грейси не оставалось ни энергии, ни желания продолжать спор. Если бы не гора эскизов, которая ждала ее на рабочем столе в офисе, она бы поехала домой, забралась под одеяло и оставалась