В сценарии также есть мерзкий реакционный негодяй, ирландский домовладелец, отказывающийся сдать квартиру паре, которая к этому времени уже сочлась узами в такой скромной Культурно-Этической церемонии. Домовладелец живет в маленькой комнатке-утробе, стены которой увешаны портретами Папы и тому подобного. Иными словами, зрители без труда поймут его, стоит им бросить на комнату единственный взгляд. На роль домовладельца мы еще никого не нашли. Ты, разумеется, фантастически для нее подойдешь. Видишь ли, Игнациус, если б ты только решился перерезать пуповину, связывающую тебя с этим застойным городом, с этой твоей матерью, с этой постелью, ты мог бы оказаться здесь с такими возможностями, как эта. Тебя интересует подобная роль? Заплатить много мы не сможем, но переночуешь у меня.
Вероятно, я сама для звуковой дорожки сыграю на гитаре немного настроенческой музыки или музыки протеста. Надеюсь, нам в конце концов удастся перенести этот великолепный проект на пленку, поскольку Леола, эта невероятная девушка из Гарлема, начинает доставать нас по поводу своего жалованья. Я уже выдоила из папаши 1000 долларов, но он подозрительно (как обычно) относится ко всему нашему предприятию.
Игнациус, я достаточно долго потакала тебе в нашей переписке. Не пиши мне больше, покуда не вольешься в жизнь. Ненавижу трусов.
М. Минкофф
P. S. Напиши также, не хочешь ли сыграть домовладельца.
– Я проучу эту оскорбительную профурсетку, – пробормотал Игнациус, швыряя программу художественного театра в огонь, разведенный под кастрюлькой с рагу.
Четыре
I
«Штаны Леви» представляли собой две структуры, сплавленные в одно жуткое целое. Фасадом служило кирпичное торговое здание девятнадцатого века с мансардной крышей, выпиравшей несколькими слуховыми окнами в стиле рококо, в основном – с побитыми стеклами. Здесь контора занимала третий этаж, склад – второй, а мусорка – первый. К строению, которое мистер Гонсалес называл не иначе как «мозговым центром», примыкала собственно фабрика – амбароподобный прототип самолетного ангара. Две дымовые трубы, возносившиеся с жестяной крыши фабрики, расходились под таким углом, что получались гигантские заячьи уши телевизионной антенны – антенны, не принимавшей ни единого обнадеживающего сигнала из внешнего