– Я сметаю пыль, – сообщил Игнациус полицейскому. – А помимо этого в настоящее время сочиняю продолжительное обвинение нашей эпохе. Когда мозг мой истерзан литературными трудами, я развлекаю себя сырной пастой.
– Игнациус так готовит сырные пасты – пальчики оближешь, – гордо встряла миссис Райлли.
– Очень мило с его стороны, – сказал старик. – Мальчишки нонче тока и знают, что гонять по улице.
– Почему бы вам не заткнуться? – осведомился полицейский у старика.
– Игнациус, – дрожащим голосом спросила миссис Райлли. – Чего ты натворил, Туся?
– В действительности, мамаша, я полагаю, всё начал именно он. – И Игнациус показал на старика, державшего его сумку с нотами. – Я просто стоял здесь и дожидался вас, молясь, чтобы доктор вселил в вас надежду.
– Убери отсюдова этого баламута, – велела миссис Райлли полицейскому. – Он безобразия чинит. И как такие еще по улицам шастают.
– Вся полиция – комунясы, – сказал старик.
– Я разве не для тебя сказал заткнуться? – разозлился полицейский.
– Я на коленки кажный вечер падаю и боженьке спасибо говорю, что у нас защитники такие, – сообщила миссис Райлли всему сборищу. – Без полиции мы бы все давно уже на том свете в постелях лежали с перерезанным горлом от уха до уха.
– Истинная правда, дочка, – ответила ей какая-то женщина из толпы.
– Помолимся же ж за органы полиции. – Миссис Райлли теперь адресовала свои замечания публике. Игнациус шепотом ободрял, неистово оглаживая ей плечи. – А за комунясов рази ж стоит молиться?
– Нет! – рьяно отозвалось несколько голосов. Старика кто-то толкнул.
– Как есть правда, дамочка, – вскричал старик. – Он хотел вашего парнишку заарестовать. Прям как в России. Они все тут комунясы.
– Пошли, – сказал фараон старику и грубо схватил его за ворот пальто.
– О боже мой! – простонал Игнациус, наблюдая, как чахлый маленький полицейский управляется со стариком. – Теперь мои нервы совершенно расходились.
– На помощь! – взывал к толпе старик. – Это переворот! Конституцию нарушают!
– Он самашетший, Игнациус, – произнесла миссис Райлли. – Пойдем-ка лучше отсюдова, Туся. – Она обратилась к толпе: – Бегите, люди. Он может нас всех укокошить. Лично мне кажется, что он, может быть, сам – комуняст.
– Совершенно не нужно утрировать, мамаша, – сказал Игнациус, когда они пробрались через редеющую толпу и споро зашагали по Канальной улице. Оглянувшись, он увидел, как старик сцепился с распетушившимся фараоном под часами универмага. – Не будете ли вы так добры несколько притормозить? Мне кажется, у меня шумы в сердце.
– Ох, закрой рот. А мне, думаешь, каково? Мне в моем возрассе вообще так бегать нельзя.
– Боюсь, сердечный орган важен в любом возрасте.
– Ничего твоему сердцу не будет.
– Будет, если мы не сбавим обороты. – Твидовые брюки вздымались на гаргантюанском