– А скафандры, между прочим, испытание тогда прошли. Прочные и жизнеспособные железяки получились.
Женя, соглашаясь, покачал головой и добавил:
– И даже очень может быть, что это такой зачётный пиар-ход корпорации в условиях, приближённых к боевым. Умеют эти сволочи свою продукцию рекламировать.
Андрей поморщился:
– Да мне, честно говоря, по фиг на них. Меня другое волнует. Как ты думаешь, то, что написано в досье Прошина, это правда? Мне не очень-то верится в это.
– Думаю, всё это правда, – ответил Женя. – У него, действительно, есть какие-то зачатки эмпатии. Может быть, Серега в нас разбирается лучше нас самих. Испытывает наши чувства со стороны и имеет возможность анализировать их, чего мы не умеем делать сами. Наверняка он почувствовал страх этих бедолаг-инженеров. Я слышал, как изменился его голос, будто надломился, когда стал нас уговаривать начать разбирать завал с другой стороны.
Взвод продолжал тягать железо. Спаррингующиеся бойцы вернулись в зал, засели за тренажёры и начали соревноваться, кто больше выжмет, кто дольше продержится. Глыбу это раздражало. Не любил таких «соревнований». Если что-то и делать, то не на показуху, а для дела. «Ничего, перевоспитаем», – подумал майор, разглядывая новобранцев.
Близилась ночь, и люди стали расходиться. А Германна всё нет, починка гипер-джампера откладывалась.
***
Утром наконец на «Геликон» доставили нужные детали. Техники заменили отработавшие срок части, корабль готов к старту. Все разошлись по каютам в ожидании прыжка.
Оторвавшись от орбиты, крейсер стал набирать скорость, необходимую для гипер-броска. Ускорение росло и росло, солдат вжимало в противоперегрузочные лежаки, размазывало тонким слоем по искажающемуся пространству, а потом, в одно мгновение, вдруг всё оборвалось. Ни движения, ни звёзд в иллюминаторах, ни жизни, ни смерти, ни любви, ни ненависти – ничего, к чему привыкли люди. Лишь чёрная непроницаемая пустыня, которую условно назвали нуль-космосом. Это продолжалось не дольше двух-трёх секунд, хотя казалось, что прошла не одна тысяча лет. «Геликон» вновь обрёл массу, заревели тормозные двигатели, и Андрея снова придавила тяжёлая медвежья лапа перегрузок. Майор привык к этим жалким нескольким «же», хотя раньше с трудом переносил издевательства над своим организмом.
Крейсер, погасив скорость, с черепашьей медлительностью вписался в орбиту планеты. Внизу лежала чёрная марсианская ночь. Над горизонтом виднелся изуродованный метеоритным ударом Фобос, Деймос прятался на той стороне Марса.
– Орбита Марса, сэр. – Глыба стал выпутываться из паутины ремней.
После гиперпрыжка ему почему-то всегда хотелось