В те дни я, воспитанная дикарем, способной вспороть брюхо дикому кабану, думала только о себе. Это свидетельствует лишь о не слишком возвышенной натуре, чуждой морали и эстетического восприятия действительности. Больней всего тогда, когда начинаешь себя жалеть. Я шагала от границы к Южному поселению, и жалела только себя. Меня покинули. Я была раздавлена. Мне было больно. И я не чуяла повисшей в воздухе опасности.
Свернув на нужную улицу, стала свидетельницей еще одной потасовки: стражи скрутили руки Вита, опустив на колени, в пыль, и пытали его. Его мать, младшие брат и сестра стояли посреди дороги и молили отпустить юношу. Соседи вышли из своих лачуг, иные в страхе осмеливались наблюдать из окон, – и с жалостью все воззрели эти картину. А жандарм все вертел у носа Вита какой-то стеклянный пузырек и все допытывался, где он его достал. Бона, очевидно, задерживалась в школе, и Мария примкнула к семье Вита, опасаясь, как бы и к ним в дом не ворвались эти нелюди.
– Эй! За что вы его пытаете? – мой голос еще никогда не звучал столь угрожающе.
Соседи смотрели на меня со всех сторон, и это почему-то придавало уверенности.
Один из страж подошел ко мне. Не будь на мне той странной формы и добротных ботинок, никто из них даже не заговорил бы со мной – дали б по спине прикладом, и поминай как звали.
– Он нарушил закон, производил наркотические вещества.
– Это успокоительные мази, – отвечала.
– Вы знакомы или причастны к содеянному?
– Нет, но…
– Схватите ее! – крикнул другой жандарм. – И свяжите ей руки.
Они принялись выворачивать мои руки; в левом локте мне еще мучили боли. Отбивалась правой – так, как учил Герд. Солдаты не ожидали подобного, это дало выигрыш в несколько секунд, чтобы подобраться к Виту.
– В чем обвинение? – шепчу.
– Я ничего… – испуганно начал он, но вдруг его глаза округляются от страха еще большего.
На меня напали сзади.
– Эй! Держи ее! Она из повстанцев!
Меня дернули за левый локоть, и я скорчилась от боли.
– Что здесь происходит? – раздался уверенный голос. В одну секунду все усмирились.
К нам приблизился некий молодой человек. Я никогда прежде его не видела. На нем красовалась иная форма – темная форма Метрополя, без этих ужасных серебряных пуговиц; на предплечье красная буква М – Метрополь. За ним ровно шли подчиненные. Приверженцы правителя. Это лишь еще больше раззадорило мою внутреннюю ненависть.
– Отставить, – велел он.
– Разрешите доложить, капитан.
– Разрешаю.
– Мальчишка занимается несанкционированным производством наркотических веществ, и, как следствие, участвует в незаконном сборе правительственных и государственных ресурсов.
– Поясните.
– Травы, капитан. Лесные травы.
– А это? – он указал на меня, и я бы с радостью плюнула ему в лицо, если бы только не стояла на коленях.
– Из повстанцев, капитан. Отстаивает интересы