– Гордей, – обратился он вдруг, выпрямив спину и сморщившись от того, как хрустнули позвонки, – ты мормышки взял?
– Взял, а как же? – откликнулся Гордеев. – Вон там, в свертке посмотри. Нет, в брезентовом.
– Наше-ел, – довольно протянул Гаев. – И блесна тут как тут.
Он стал копаться в брезенте, извлекая рыболовные снасти и бережно раскладывая их на видном месте. Он любил, чтобы все было под рукой и в полном порядке.
Вот уже час не клевало. Речка словно издевалась над ними. Товарищи переглядывались, понимая, что терпение – главное для рыбака, и торопиться некуда. Решили перекусить, но тут у Гаева клюнула и сорвалась, блеснув серебристым хвостом.
– Гай, ну что ж ты! – прошипел Гордеев, кинувшись к своей удочке. Он подумал: а вдруг у него сейчас клюнет, раз у Гаева ушла?
– Первый блин комом, – с улыбкой сказал Гаев, подтянул леску и, насадив на крючок ароматизированную кукурузу, снова закинул поплавок метрах в пяти от берега. Тот весело булькнул в тишине и закачался на воде, как крошечный буек. – Теперь мы хотя бы уверены, что рыба здесь водится. А то я уж думал…
Позабыв о перекусе моментально, рыбаки с азартом и надеждой не сводили глаз со своих поплавков. «Рыба «проснулась», раздразнила, клев пошел, теперь только и успевай вытаскивать», – думали они.
– Донку поставлю, пожалуй, – поднялся Горбовский спустя десять минут тишины, нарушаемой только вкрадчивым шумом листвы на деревьях и хлопками ладоней (беспощадно грызли утренние комары).
– Хорошее дело, Лев Семенович, – одобрил Гордеев, прихлопнув очередного кровососа на шее, и стал растирать кровь между пальцев.
Горбовский выпрямился, хрустнул засиженными суставами, размялся и покрутил головой. На природе, подальше от города, дышалось гораздо лучше, чем в лаборатории. Он вдохнул полной грудью этот влажный и вкусный воздух и задумался, глядя туда, где всходило солнце. Горбовскому очень редко удавалось вырваться из круговорота институт-лаборатория-дом куда-нибудь еще, поэтому сейчас внутри него царило странное спокойствие, а в чертах лица угадывалось умиротворение, которое так редко посещало его. Он думал о своем, редко и напряженно моргая большими синими глазами и покусывая тонкие бесцветные губы.
Гордеев и Гаев уже много лет называли друг друга кратко, даже как-то по-ребячески – Гордей и Гай, а вот Горбовскому никогда не решались видоизменять фамилию. И на то были свои причины.
Во-первых, Лев Семенович был старше на семь лет, хоть и являлся другом еще с института. Дело в том, что Горбовский поступил на первый курс, когда ему было 25, а Славе Гаеву и Саше Гордееву – по 18. Он получал второе высшее образование. С тех пор прошло семнадцать лет. Гордей и Гай обзавелись семьями, а вот Горбовский… Да, у него судьба сложилась иначе.
Во-вторых, Лев Семенович был старшим научным сотрудником, правой рукой Пшежня, его уважали и ценили, несмотря