Крымское имение Шатилова Тамак находилось на границе Феодосийского и Перекопского уездов Таврической губернии; здесь пять речек соединялись в одну и впадали в озеро Сиваш. Место чудесно подходило для охоты, наблюдения за птицами, прогулок. Леонтьев оказался в Тамаке не приживалкой: Шатилов положил ему годовую плату, за которую молодой врач должен был лечить крестьян и всех местных жителей, обращающихся к нему за помощью. Кстати, плата приближалась к той сумме, о которой Леонтьев недавно мечтал в письмах: Шатилов пообещал ему 800-900 рублей серебром в год. «Здесь медицина стала опять приятна; – здесь – виден результат, – здесь – было меньше иллюзии. – Я катался верхом, гулял, читал, – занимался сравнительной анатомией – и даже стрелял… Здесь наконец – я стал опять писать на покое. – Ничто не способствует так творчеству, как правильная жизнь после долгих треволнений и странствий»[136], – вспоминал Леонтьев.
Больных он навещал с утра, а вся вторая половина дня оставалась свободной для приятных уму и сердцу занятий. Леонтьев принялся за переделку пьесы «Трудные дни», писать которую начал еще в 1855 году. Текст уже был отослан в Петербург Краевскому для публикации, но Леонтьев попросил Краевского вернуть посланный экземпляр для переделки. В январе 1857 года, получив из Петербурга пакет с текстом, Константин Николаевич приступил к работе… Пьеса была далека от крымских впечатлений: девушка на выданье, бабушка, опекающая ее, брат – богатый помещик, а интрига заключалась в сложно-переплетенных отношениях действующих лиц. Именно у Шатилова Леонтьев завершил пьесу, и она была опубликована в «Отечественных записках» в 1858 году.
Кроме того, в Тамаке Леонтьев закончил рассказ «Сутки в ауле Биюк-Дортэ». Вот в этом небольшом произведении отразился уже крымский опыт Леонтьева, причем рассказ должен был стать частью будущего большого романа «Война и Юг», о котором он подумывал. Работал Константин Николаевич и над «Подлипками»: две главы этого романа уже лежали в редакции у Краевского, но до окончания было далеко…
В Тамаке Леонтьев прочитал одну из первых статей молодого Чернышевского, в которой тот предсказывал скорое появление в русской литературе больших писателей, более гениальных, чем Гоголь. Молодой врач задумался: не он ли станет тем большим писателем, о котором пророчит критик? Леонтьев верил в своем литературный талант и хотел написать по-настоящему прекрасную вещь («ты умрешь, а она останется»), но никак не мог выбрать сюжета. Писательская жар-птица все не давалась в руки…
Зато жизнь в имении он вел замечательную! Одинокие мечтательные прогулки по древним скифским курганам, степная тишь, речка Карасу, которую было видно из окна леонтьевской комнаты, –