Ко второму курсу желтая фетовская тетрадка основательно пополнилась стихами. Пришла пора представить ее на суд опытному ценителю. По старой памяти Фет отправился на Девичье поле. «Я вашу тетрадку, почтеннейший, передам Гоголю, – сказал Погодин. – Он в этом случае лучший судья».
Фет знал, что у историка в это время жил Николай Васильевич Гоголь, недавно вернувшийся из-за границы: однажды, всходя на крыльцо погодинского дома, Фет столкнулся с ним лицом к лицу. Теперь Фет с трепетом ждал приговора.
Через неделю Погодин вернул Фету тетрадку и взглянул на него одобрительно: «Гоголь сказал, это несомненное дарование».
Фет был окрылен. Пожалуй, теперь можно рискнуть – издать поэтический сборник! Пока без подписи – на титульном листе будут обозначены первые буквы имени и фамилии автора – А. Ф. Назвать же сборник следует покрасивее. К примеру, «Лирический пантеон». Пантеоном у древних греков и римлян назывался храм, посвященный богам. К тому же литературные сборники и альманахи часто увенчивало это торжественное слово – пан-те-он!
Еще после первого курса, летом, когда Фет проводил каникулы в Новоселках, он подумывал об издании сборника. В Новоселках он влюбился в молоденькую гувернантку Елену, влюбился счастливо – девушка ответила ему взаимностью. С нею Фет и поделился мечтами о первой книжке. Когда каникулы у Фета кончились, Елена вручила ему свои сбережения – триста рублей – на издание сборника…
И вот, найдя издателя, Фет стал ждать выхода книжки. Имея дело с неопытным, начинающим поэтом, издатель не торопился.
Только в конце 1840 года Фет наконец держал в руках свою первую тоненькую книжку.
Но ко времени выхода «Лирического пантеона» он во многом был уже другим поэтом. В сборнике преобладали подражательные, надуманные стихи, которые впоследствии он даже не решался перепечатывать. А теперь Фет старался писать о самых обычных, но дорогих сердцу предметах и событиях. Аполлошу, его первого слушателя, стихи друга приводили в восхищение. Ведь, в сущности, они рождались у него на глазах. Однажды друзья просидели на своих стареньких антресолях целый вечер, такой по-зимнему долгий. Тишину нарушал только осторожный скрип половиц, доносившийся