– Их Герцоговина-Флор тоже не ландыш серебристый, – смеялся папа. – Особенно, когда они вчетвером дымить садятся.
Папу волновало, как она восстановит пропущенный класс.
– В следующем году снова пойду в свой седьмой, а пока работать устроюсь. В 14 лет уже берут на завод. Карточка будет рабочая. Мы же на твою не проживем.
– Это я тебя должен кормить, – оборвался посреди фразы.
– Ну ты же понимаешь, война, – сказала Эля серьезно. – Все не так. Ты не переживай, проживем. Мама в этом уверена, потому меня к тебе отправила, а то как ты тут один, совсем пропадешь.
Папа рассмеялся: слишком основательной Эля вернулась.
– Знаешь, почему я тебя так назвал? Эльга!
– Знаю, скандинавские саги любишь. – вздохнула, потому что ее злило два раза объяснять каждому и первому, что она Э-льга, а не О-льга.
– Эльга значит – святая, дева-воительница, неподкупная, надежная, верная, сильная. Ты знаешь, что княгиня Ольга на самом деле Эльга. – папа увлекся, – «Эльга, Эльга! – вопили древляне с волосами жёлтыми, как мёд, выцарапывая в раскалённой бане окровавленными ногтями ход».
– Через тысячу лет написал Гумилев, – мрачно повторила слышанное не один раз. – Он запрещен, а ты все читаешь.
– Если бы сейчас не было затемнения, пошли бы мы с тобой по Варварке на бульвары!
– А пошли в скверик, туда, к Юргенсону, – махнула она рукой, – Может, нас не заметят?
Папа был легок на подъем, и скоро они стояли у цветущих вишен. Эля изменилась, стала старше, строже, осторожнее.
– Ты в Москве, мы вместе, не бомбят. Скоро вернутся наши. Люба пишет, с ней все хорошо, а она все же со своим санитарным поездом на передовой. С остальным мы справимся, значит, все хорошо. О! Совсем забыл тебе сказать, тебе приходили письма. Их уже целая стопка.
Он не сказал, что письма из Ленинграда приходили только до сентября.
Понятно – какие сейчас письма из блокадного города.
Она бежала домой, схватила пачку, спряталась в комнату теток, знала, что папа не войдет, но все же перетащила лампу на подоконник, села там, задернула за собой штору, так надежнее, никто не увидит, что он пишет, а вдруг он пишет совсем не то, что она хотела услышать. Распечатала сразу два. Мелкий, мелкий бисерный почерк, от самой кромки, с двух сторон исписал лист. Да какое же из них первое? Надо же последовательно читать, а не просто так – вдоль и поперек. Ну вот слова: «Ты не ответила на мое пятое письмо». Значит, не первое…
А вот и первое. Смеется, как всегда, дурак. «Дорогая Эльга, как дачные каникулы? Как Алек? Я все смотрю на