Пока была малышкой, казалось, что большая счастливая семья будет вечно. А в 37-м перед ее днем рождения дядю Мишу забрали. Он в тот день веселый пришел с цветами и большим тортом, еще в передней потребовал чай ставить. Ей сказал бежать к картине, где дети в лесу заплутали, посмотреть, что они нашли.
Картина была всегда, ее чуть ли не из Латвии привезли. Большая. Дети шли по лесной тропинке. Дядя Миша придумал историю: дети не просто гуляют, они ищут подарки, а потом выкладывают их под рамой. Подарки всегда находились. Только было грустно, что они с Алеком детям в картину не могут гостинчик передать.
А ей было уже почти десять лет. Что могут найти эти рисованные дети, мальчик и девочка? Но дядя Миша настаивал, подначивал, как перед Новым Годом, когда требовал верить в Деда Мороза. Она не верила, но любопытство толкало вперед, и подарки находились.
Взрослые смеялись над ней, хотя она была уже большой и серьезной. И тут, потоптавшись в прихожей, она пошла к картине, на полу лежали апельсины и шоколадка. «Дети не зря гуляли, – смеялся дядя Миша, – А ты сомневалась». Все уже были в предвкушении праздника.
Эля посмотрела на него строго: она слышала, как накануне тетки шушукаются о нем. Она не подслушивала, но так из слов выходило, что у него в подъезде родился ребенок, не от жены, ее двоюродный братик. И жена его скоро родит.
Братика она не видела, но тетки все время бегали на третий этаж, а потом на кухне болтали на французском, думая, что она ничего не понимает. Как же! Фам, фам…
А ночью пришли с обыском, дядю Мишу сразу увели, а потом рылись в ящиках комода, вытряхнули на пол даже ее и Алековы вещи, топали по ним сапогами. Забрали фотографии, книги. Алек заснул от страха. Тетки, запрещавшие даже детям притронуться к их чашкам, молчали, стоя у стены.
И тогда она решилась, разбудила Алека, они тихо стащили картину с идущими по лесу детьми, которые им подарки приносили. Сняли со стены и спрятали под кровать, где уже искали.
Потом тетки куда-то ходили, писали письма, шумно читали ответы из органов. Жену дяди Миши тоже хотели с собой забрать, за ней пришли люди в форме, но она в роддоме была. А потом в квартиру не вернулась, уехала то ли в Горький, то ли в Саратов. Тетки ей писали, но жена дяди Миши ушла жить к какому-то литературоведу. На время к себе они взяли другую жену дяди Миши с малышом, но и та скоро ушла. Тетки молчали, но иногда что-то по случаю покупали Виктору – так назвали сына дяди Миши, ехали в Сокольники, чтобы передать подарочек из-под картины.
***
А у нее так никогда не будет: она не умеет собрать стол красиво, из ничего сотворить пять блюд. Мама и тетки давно махнули на нее рукой – как, мол, научится готовить девочка, если она нормальных продуктов не видела.
Это мама была отчаянной поварихой, умела кашу из топора сварить.
Понятно, в геологической партии и не тому научишься.
Эля любила страшные рассказы, как варили медвежью голову, которую подарили местные охотники. Ей все мамины истории казались страшными