Как же я был тогда еще полон сил, гибок и счастлив… в тот вечер, когда худощавый вельможа ловко и небрежно отодвинул полог – ровно настолько, чтобы грубая мешковина не смогла куснуть широкие края его шляпы:
– Граф Ратленд! Друг графа Саутгемптона, которому ты помогал обтяпывать кой-какие делишки.
Да, у него был болезненный вид. О нем болтали многое, актеры труппы «Слуги лорда-камергера» вообще с удовольствием перемывали аристократам косточки – и Роджеру Мэннерсу, 5-му графу Ратленду, магистру искусств Кембриджа и Оксфорда, почему-то доставалось больше всех. Особенно упоенно болтали о тягчайшей лихорадке, едва не уморившей его в Падуе, куда он направился, дабы получить там юридическое образование. Диагноз был вынесен молвою: «Французская болезнь!» – однако он выжил, вернулся, жил дальше, даже собирался, как поговаривали, жениться – и ничего сифилитического в его облике не было. Ни тщетно запудриваемых язв, ни гниющего носа. Была только болезненность и крайняя умеренность в еде и питье…
И про женитьбу сплетничали.
Хотя любовь его к невесте, дочери великого военачальника и поэта Филипа Сидни, падчерице графа Эссекса, казалась искренней; хотя невеста – крестница королевы, названная в ее честь, – светилась, когда смотрела на жениха, все вокруг твердили упрямо: «Странная пара!»
Помнится, я не успел поклониться и произнести: «Счастлив вашим посещением, милорд!» – он продолжил, захватив и оттянув нижнюю губу:
– Я сказал тебе десять лет назад, что ты… э-э-э… многообещающ…
А вот тут уж успел:
– Счастлив вашим посещением, милорд! Вы пришли сказать, что ваше доброе предсказание исполняется? Вам понравилась моя пьеса? Было ли достойным представление?
– Неплохо, хотя…
Он мямлил почти неразборчиво, и приходилось напрягаться, чтобы понять…
– Хотя… э-э-э… единственный живой кусок – это монолог Антония с хорошо придуманным рефреном: «Но Брут назвал его властолюбивым, а Брут весьма достойный человек». Все остальное – мертвечина. Представление? – Что ж, обычные завывания без страсти, рыдания без слез и умничанье без ума…
Почему же, господи ты боже мой, я почувствовал себя тогда так, будто был прочно насажен на острие копья?
– Однако сейчас меня интересует… э-э-э… другое. Пару лет назад побывал в Нориче, где давали твоего «Ричарда Третьего». Это было получше, чем сегодняшний «Юлий Цезарь», чувствуется, что наши английские дрязги волнуют тебя сильнее, чем стародавние римские. Но злодей Глостер… э-э-э… вызывает у зрителя симпатию. Конечно, злодеи всегда интереснее… э-э-э… праведников, а незаурядный… э-э-э… мерзавец всегда ярок на фоне толпы мерзавцев заурядных…
Ох, да не в силах уже я был терпеть его идиотскую манеру