– Отсиделись, значит, – с усмешкой заключил Братухин. Глаза его смотрели на машинистов с хитринкой; в глазах таких людей, как Братухин, всегда есть что-то большее, чем просто взгляд. – А раз машинисты, значит коммунисты?
– Не-е, кокие мы коммунисты… – простодушно отвечал Колька.
На слове «коммунисты» Фёдор Нестеров насторожился и повернул свою голову в сторону разговора, наблюдая за тремя машинистами и своим командиром. Этих трёх он не знал и был готов к любому развитию событий, но только не к тому, что ворон, воспользовавшись его опрометчивостью, клюнет за палец. Костяные щипцы сомкнулись на указательном пальце левой руки, и когда казак выдернул его, палец уже полыхал огнём, а там, где клюв сжал сильнее всего, пролегли кровавые борозды укуса.
Фёдор громко и матерно выругался, но ворон уже с довольным видом победителя сидел на суку и свысока разглядывал поверженную жертву.
– Кусачая тварь, – заключил Нестеров и отошёл в сторону.
– Зачем ты к нему лез? – с хохотом спросил Братухин.
– Хотел поиграть с ним, а он кусаться вздумал, подлюка.
Офицер отвлёкся от машинистов, но Тихон, до этого молчавший, вдруг подал голос, обратившись к Братухину:
– Так, значит, Колчак и до этих мест добрался?
Офицер повернул голову в его сторону.
– Да, скоро большевикам кранты, – он пытливо глянул в глаза Тихону, и всем что-то недоброе померещилось в их взглядах. Ни Тихон, ни Братухин друг другу не доверяли и были настроены враждебно. Это сразу улавливалось. Какая-то нить, напряжённая как струна, пролегла между ними.
– Я вас где-то видел, – сказал Братухин.
– Не-е, вряд ли, – ответил машинист, – я бы вас тоже запомнил.
– А откуда вы паровоз гнали? – пытаясь что-то выведать, спросил Братухин.
– Со станции Каменчуги, – торопливо ответил Павел Нелюбин, уставив на Братухина своё квадратное лицо, – белые в наступление пошли, вот нам и приказано было машину спасать, да угля только до сюда хватило.
Братухин кивнул головой на его ответ и отошёл, о чём-то размышляя.
Разбились на кучки: военные сели за буфетный стол, отец Михаил со старухой за соседний, машинисты – на скамейку возле котельной, пленный – в стороне от всех. Ничто этих людей не объединяло, даже отталкивало какое-то недоверие, какая-то недосказанность.
Станционный смотритель принёс солдатам чай.
– А ты здесь давно работаешь?
– На вокзале с самого дня основания, более десяти лет, – нахально любопытному Братухину ответил станционный смотритель.
– Так ты, значит, знаком с Дмитрием Костомаровым?
– Конечно, много лет. Хороший был барин и человек!
– Как говоришь, тебя зовут? – переспросил Братухин.
– Степан Тимофеевич.
– Давай, Степан, садись к нам, я племянник Дмитрия Олеговича.
– Племянник? –