русского монастыря, хотя в других жизнеописаниях составители почти всегда приводят первоисточники полностью. «В противоположность такой жизни (прим. отшельнической) мы высказали ему, что наше монастырское житье большею частью состоит в том, что толчемся с утра до вечера в разных поделиях, едва успевая бывать на церковных богослужениях, и со своими немощами и потачками себе далеко отстали от подвижнической жизни. Старец говорил : «невозможно» так заниматься, если мы хотим быть духовными. Попеченье и постоянная деятельность делают нас телесными (вещественными, привязанными к временному). Довольно иметь 3 или 4 часа в сутки на занятия, а остальные должны быть посвящены Богу, потому что безмолвием и вниманием мы обретаем Бога». Это и может быть поставлено русскому монастырю в вину. Но в том Руссике эти слабости существовали в зародыше. Некоторые даже возмущались, что афонские монахи де лентяи. Невероятных размеров достигло увлечение трудом в ущерб молитве в нынешнем монастыре. Современные монахи едва не падают с ног от непосильных послушаний. Ведь до революции здесь спаслись тысячи, ныне же 30-40 монахов пытаются восстановить громадные здания
17, которые уже давно стали руинами. «А для кого это все восстанавливать?» – прозвучал вопрос одного современного насельника русского монастыря. Действительно, для кого, если умножение русской обители, по-видимому, ни в чьи планы не входит? Сделать большим музеем «европейского сообщества»? И к тому же эта «благородная» цель лишает монашеской жизни нынешних насельников монастыря. Один современный старец видел, «как сатана с высунутым языком обходил каливы скита и дразнил монахов: «Ха, ха, ха! Оставили монахи молитву и стали суетливыми, как миряне. Постоянно заняты работой…»»
18. Приведем еще пример несоразмерности этих послушаний. Когда в Пантелеймонов монастырь прибыл один уважаемый старец в надежде поселиться здесь, ему было дано такое послушание, от которого старец тут же слег с воспалением легких и, впоследствии, вынужден был покинуть монастырь. В результате в монастыре могут остаться только молодые, крепкие, жившие где-нибудь в сельской местности монахи. Но нельзя же таким образом создавать монастыри. Тот же преосвященный Никанор подчеркивал трудолюбие русских монахов: «У них
19 почти все получается из полумертвых капиталов и оброков, между тем, как здесь живым ключом бьет живая трудовая жизнь, а в ней и с ней вырабатывается и дух святаго подвижничества, чуждаго всякой неги и роскоши, которая нередко бывает в старых греческих обителях». Разумеется, труд необходим в монашеской жизни, но на первом месте в любой форме монашеской жизни стоит молитва. Иначе монастырь превращается в трудармию. А «послушание» в таком монастыре порождает и безразличие к святыне. И, конечно же, любой келиот или отшельник будет восприниматься как своеобразный диссидент или лентяй, отлынивающий от послушаний. Тут можно заметить, что упомянутый здесь старец и по удалении своем
