– И так каждую ночь, – прокомментировал эти мучительные роды Александр Николаевич. – Сейчас он вернется. Обратите внимание на его одежду. Многие задумались, так как одежда Тотоши состояла лишь из обширых трусов.
Вскоре появился хозяин спальников. Все, помня совет Александра Николаевича, разглядывали единственную деталь его дезабилья. Трусы Тотоши были разорваны пополам и держались лишь на резинке, хлопая своего обладателя по рубенсовским бедрам. Не смущаясь этим, Тотоша полез в свой кокон – досыпать.
– И что, с трусами тоже так каждый раз бывает? С зевотой спросил кто-то, когда лаборант вновь окуклился.
– Именно так, – подтвердил Александр Николаевич.
– Сколько же их у него, – не то удивляясь, не то спрашивая, произнес, затихая, тот же голос.
Но ему никто не ответил. Стационар снова спал.
Утро на стационаре наступало долго. Это в тундре при хорошей погоде, уже в пять часов солнце начинало припекать палатку, и приходилось вылезать из нее и приступать к работе. А на базе люди душевно откисали от утомительных переходов с тяжелыми рюкзаками, копченых котелков, мошки, которая могла бы посоперничать с самыми первоклассными мастерами по части татуировки. На стационаре всего этого не было, и научные работники просыпались долго.
Оживший народ задвигался по основным магистралям: комната, туалет – ванная – кухня. Все так или иначе натыкались на проснувшегося последним, полувылупившегося из спальника Тотошу, зашивающего грубой сапожной иглой свои трусы. Периодически он оставлял инструмент и энергично чесался: по всему телу лаборанта виднелись подозрительные красные пятна, судя по отчаянным движениям Тотоши, сильно зудевшие.
Народ на стационаре был сплошь мужского пола, грубоватый и не отличавшийся чрезмерной фантазией. По этому поводу происхождения этих пятен проходящие мимо делали всего два предположения.
Первое: «Это у тебя гормональное, давно с женщинами не встречался». Второе: «Наоборот, слишком часто встречался с разными женщинами и вследствие этого пятна – симптом второй стадии сифилиса».
Но истинную причину Тотошиной чесотки знал только орнитолог. Но он сначала лицемерно молчал, а потом еще более лицемерно присоединялся к сторонникам венерологической теории.
После завтрака стационар опустел. Все сотрудники, даже домо-сед-пауколог, захватив сетки, сумки, авоськи и рюкзаки,