Смерть в Венеции (сборник). Томас Манн

цветами столы, где гости адвоката Якоби налегали на жареную телятину и весеннее пиво: юристы, офицеры, торговцы, художники, высокопоставленные чиновники совместно с супругами и дочерьми – никак не меньше полуторасотен человек. Явились совсем просто, в черных сюртуках и полусветлых весенних туалетах, ибо веселая раскрепощенность сделалась нынче законом. Господа самолично бегали с кружками к выставленным у торцовой стены большим бочкам, и в просторном, пестром и хорошо освещенном помещении, заполненном сладковатыми и душными праздничными испарениями елок, цветов, людей, пива, закусок, звенела посуда и раздавался гомон громких, простых разговоров, легкий, вежливый, оживленный беззаботный смех всех этих людей… Адвокат, бесформенный и беспомощный, сидел во главе одного из столов, возле сцены; он пил немного, по временам через силу обращая слово к соседке, правительственной советнице Хаверман, и с трудом дышал обвисшими уголками рта, а его опухшие, мутно-водянистые глаза неподвижно, с каким-то скорбным отчуждением смотрели в радостную суету, словно в этих праздничных испарениях, в этом шумном веселье таилось нечто невыразимо печальное и непонятное…

      Вот обнесли и большими тортами, которые принялись запивать сладким вином и сопровождать речами. В обращении, целиком состоявшем из классических цитат, – даже греческих, – господин Хильдебрандт, придворный актер, воспел весеннее пиво, а асессор Витцнагель как нельзя изящнее и с обходительнейшими жестами произнес тост за присутствующих дам, причем, взяв из ближайшей вазы и со скатерти пригоршню цветов, сравнил каждый из них с дамой. Так, сидевшая напротив него в туалете из тонкого желтого шелка Амра Якоби была названа «более красивой сестрой чайной розы».

      Сразу после этого она провела рукой по мягкой макушке, подняла брови и серьезно кивнула супругу – на что толстый человек встал и чуть не испортил все настроение, вызвав, как обычно, неловкое чувство и со своей уродливой улыбкой пробормотав какие-то жалкие слова… Послышалось лишь несколько искусственных «браво», и на мгновение воцарилось подавленное молчание. Тем не менее вскоре веселость снова одержала победу, и вот уже прилично поднабравшиеся гости с сигаретами начали подниматься из-за столов и с шумом собственноручно выносить их из зала, так как решили потанцевать…

      Уже пробило одиннадцать, и непринужденность стала полной. Часть общества вытекла в пестро освещенный сад глотнуть свежего воздуха, другие остались в павильоне и, разбившись на группки, курили, болтали, доливали пива и пили уже стоя… И тут со сцены раздался громкий трубный клич, созывающий в зал всех и вся. Перед занавесом расселись музыканты с духовыми и струнными инструментами, были поставлены ряды стульев, на которых лежали красные программки, и дамы расселись, а господа встали позади них или сбоку. Наступила выжидательная тишина.

      Тогда небольшой оркестр заиграл бурную увертюру, открылся занавес, и, подумать только, на сцене стояло несколько отвратительных негров в кричащих костюмах,